Добронега - [31]

Он покачал головой, усмехаясь, повернулся к Хелье спиной, и проследовал обратно к детинцу.

Хелье не знал, что и думать, но был рад неожиданному освобождению. Что теперь? Добраться до Евлампиева Крога, помыться, поесть, и поспать. Кто это меня ждет? Где?

Стараясь держаться в тени стен, Хелье направился к Волхову. Хотелось побежать, но он сдерживался. Хоть бы облако закрыло луну, что ли. На улице было слишком светло, и белая купеческая рубаха выделялась на темно-сером фоне ночных теней.

Услышав топот копыт сзади, Хелье все-таки побежал, но бежать пришлось недолго. Вскоре его обогнали двое всадников с ховрегами и загородили проход, а третий всадник остановился у него за спиной. Двое спешились и, держа коней под узцы, приблизились вплотную, а третий вынул из ножен сверд.

— Повернись, — сказал голос за спиной.

Голос был женский. Хелье повернулся. Женщина поднесла ховрег к его лицу, но он успел разглядеть ее черты — красивые, тонкие, слегка восточные. Русые волосы, возможно с рыжиной. Большие, очень синие глаза. Презрительные губы. Безупречный овал лица. Тонкая рука, держащая ховрег. Мужская одежда.

— Совсем еще мальчишка, — определила женщина, воркуя низким, бархатным, слегка простуженным голосом, разглядывая Хелье. — Неужели нельзя было подобрать кого-то получше да поумнее. Даже жалко как-то.

Она убрала ховрег от лица Хелье и кивнула спешившемуся. Хелье почувствовал, как ему сзади на шею накидывают веревку. Он подался назад, обернулся, и схватил то, что было ближе всего — зажженный ховрег. Спешившийся попытался вырвать ховрег у Хелье из руки. Вдвоем они качнулись, сперва назад, затем вбок. Конник со свердом примеривался, как бы ткнуть Хелье клинком, но спешившийся мешал. Лошадь, которую женщина держала под узцы, подалась вперед. Хелье сделал отчаянное усилие, рванул ховрег за древко, и угодил им, ховрегом, лошади в глаз.

Обезумевшая от боли и страха, лошадь заржала и встала на дыбы, качнувшись в сторону и сбив женщину с ног. Спешившийся отскочил, чтобы не быть раздавленным копытами. Хелье упал и откатился в сторону. Вскакивая на ноги, он увидел прямо перед собой стремя. Лошадь полетела с места галопом, но он успел схватить — левой рукой стремя, а правой луку седла. Рывком он вполз на спину лошади, стараясь не выпустить луку, и оказался лежащим поперек на бешено подпрыгивающем седле. Если я не сумею удержаться и свалюсь, мне конец, подумал он. Яростно вскрикнув, он переместил плечи и голову к гриве, а ноги к крупу. Схватившись за гриву скачущей лошади, он утвердился в седле и нащупал повод.

— Подлец! — услышал он крик женщины. — Да езжайте же за ним, дураки! Живее!

— Стой! — закричал спешившийся. — Стой, приамова хорла!

Лошадь сама летела к воде, прямым, как ей казалось, путем. Хелье слышал за собой топот копыт — всадники устремились в погоню. Он попробовал управлять обезумевшей кобылой. Она не слушалась. Единственное, что он сумел сделать — не дать ей слететь по пологому склону прямо к Волхову. Вместо этого, натягивая повод, он заставил ее взять правее, к утесу, выступающему над берегом возле торга. У края утеса лошадь остановилась и, возмущенно заржав, начала разворачиваться. Конников отделяли от Хелье двадцать шагов. Хелье дернул уздечку и, притянув колени к подбородку и, чудом не запутавшись в стременах, оттолкнулся от седла заваливающейся на бок кобылы, крутанулся в воздухе и головой вниз полетел в воду.

Он проплыл под водой так долго и так далеко, как смог. Вынырнув, он оглянулся. Ховреги над утесом. Видят? Не видят?

По тому, что стрела вошла в воду в двух локтях от его головы, Хелье понял, что видят, и снова нырнул. На этот раз он плыл под водой не прямо к середине реки, но по диагонали, используя для большей верности течение. Когда он снова вынырнул, ховреги вдали превратились в едва заметные точки, медленно передвигающиеся вдоль берега. Вскоре на луну наконец-то наползло облако и поверхность реки стала почти черной.

Доплыв по течению до окраины, Хелье выбрался на берег даже не прислушиваясь. Ему было все равно, найдут его или нет. Он очень замерз, стучал зубами, устал, вымотался, и был абсолютно равнодушен к жизни. Он долго колотил в дверь Евлампиева Крога, пока наконец не услышал за дверью шаги. Испуганный голос Евлампии спросил:

— Кто там? Иди отсюда, а то сейчас сторожей подниму.

— Это я, — сказал Хелье хрипло. — Хелье.

Застучали засовы. Дверь открылась и Евлампия, простоволосая, в одной длинной рубахе, со свечой в руке, уставилась на Хелье испуганными сонными глазами.

— Ети хвиту мать!.. — пробормотала она растерянно. — Заходи, чего встал.

Хелье шагнул в сени. Евлампия закрыла дверь, задвинула засовы, и еще раз оглядела гостя. Хелье стоял столбом, не чувствуя тела. Покачав головой, Евлампия взяла его за локоть.

— Пойдем, — сказала она. — Тебе в баню нужно. Иначе до завтрашнего вечера не доживешь.

Они пересекли крог и вышли к двери, ведущей на задний двор.

— Подержи, — велела Евлампия.

Хелье негнущимися пальцами взял у нее свечу. Евлампия отворила засовы.

Оставив Хелье в предбаннике, Евлампия пошла разводить огонь. Через полчаса Хелье, сидя на полке, начал медленно приходить в себя. Его оттирали какими-то тряпками и обмахивали веником, обливали водой и снова оттирали, по какой-то особой новгородской методе. Удивленно рассмотрели его серебряный нательный крестик и ничего не сказали. Его клали на живот, переворачивали на спину, мяли, терли ладонями, и в конце концов привели в осмысленное состояние. Голая и пышная, вовсе не плотная, Евлампия поддавала пару, меняла веник, поила Хелье водой и бодрящим свиром, выводила в предбанник остыть, и снова заводила в парную. У нее начисто отсутствовала талия, а ноги были коротковаты, зато полная грудь с большими сосками поразила возвращающегося к жизни Хелье совершенством линий, а щиколотки умилили неправильностью и беззащитностью.