Добродетель в опасности - [62]

— Совершенно уверен.

— Ну хорошо, полиция разыскивает Моргана, потому что он совершил все эти жуткие преступления… — Она опять помолчала и, набравшись мужества, спросила: — Но я все-таки не понимаю, зачем преследуешь его ты. Зачем, Рид? — Этот вопрос терзал ее сердце, и она больше не могла его сдерживать. — Ты сказал, что охотишься на преступников. Это значит, что ради денег ты гоняешься за людьми, как за дикими зверями. Я не верю, — прошептала она, — это неправда. Я не могу себе представить, что ты способен на такое.

Лицо Рида стало суровым.

— Не старайся сделать меня лучше, чем я есть на самом деле, Честити. Вот уже много лет я занимаюсь этим ремеслом.

— Зачем? — Она замялась и наконец решилась спросить: — Из-за Дженни?

В глазах Рида мелькнула боль, и у Честити перехватило дыхание. Он обвел ее лицо неуверенным взглядом и медленно проговорил:

— Мне бы хотелось сказать тебе то, что ты надеешься услышать, убедить тебя в благородстве моих мотивов, в моем стремлении исправить зло, которое на самом деле неисправимо. Наверное, сначала мной действительно владели эти побуждения. Я любил ее, Честити, — голос Рида сделался сиплым от волнения, — я знал Дженни всю свою жизнь. Когда она погибла по вине безжалостных воров, у меня как будто вырвали часть души. Я не мог с этим смириться, не мог просто так вычеркнуть ее из своей жизни и начал искать людей, виновных в ее смерти. Мне казалось, что таким образом я смогу удержать ее рядом с собой.

Он помолчал.

— Но прошло много лет… и я постепенно начал понимать: сколько бы преступников я ни поймал, сколько бы денег мне ни заплатили за них, это ничего не изменит. Дженни нет, и ее уже не вернешь. И тогда, Честити, я начал преследовать этих людей ради себя самого. Мне хотелось свести с ними счеты, отомстить за свое горе. В моем сердце не было благородства, когда я смотрел на них поверх дула своего револьвера и надеялся, что они дадут мне повод выстрелить. Иногда такой повод появлялся… и я стрелял без колебания и оглядки.

Рид смотрел на девушку, глазами умоляя понять его.

— Но в последние недели я начал меняться, — прошептал он, — сначала я не мог понять, в чем дело, сердился и нарочно закрывал глаза на эти перемены, стараясь их не замечать… Почему тогда, в Седейлии, когда ты купила билет на поезд, я удержал тебя, не дал от меня уехать? Очень долго я избегал ответа на этот вопрос. Вряд ли когда-нибудь смогу себе это простить. Но правда состоит в том, что я просто не мог тебя отпустить.

К горлу девушки подступил ком, она не могла говорить, только смотрела в пронзительно-голубые глаза Рида и слушала его хриплую речь.

— Я понимаю, у тебя еще осталось много сомнений, но мне хочется, чтобы ты была уверена в одном: я люблю тебя, Честити, и проклинаю тот день, когда взял в эту опасную поездку. Если бы я только мог исправить свою ошибку!

— Нет, не говори так. — Честити покачала головой. Слова Рида глубоко врезались в ее сердце. — Если бы мы расстались в Седей-лии, если бы ты не удержал меня тогда, не важно, по какой причине… — Она осеклась. — Я хочу сказать, что не жалею ни о чем, и если бы сейчас мне дали возможность выбирать: спокойно уехать в Калдвелл или остаться здесь, с тобой, в окружении опасностей, — я бы все-таки осталась с тобой.

— Честити, я… — Рид резко замолчал. Взгляд его метнулся в придорожные кусты.

— В чем дело, Рид?

— Тихо…

Глаза Рида сделались ледяными, он внимательно оглядел местность. По спине девушки поползли мурашки.

— Скажи мне, что случилось, Рид.

— Уходи в повозку, Честити.

Он погнал лошадей быстрее. Замирая от страха, Честити осматривалась по сторонам. Становилось все темнее.

— Я ничего не вижу. Что случилось?

— Уходи в повозку!

В темноте она не видела выражения его лица. Неожиданно он схватил ее с сиденья и бросил назад, в повозку. Девушка попыталась подняться, но Рид стегнул лошадей, и фургон резко рванулся вперед. Честити потеряла равновесие. В этот момент где-то поблизости раздался дикий пронзительный крик, и вслед за ним прогремели выстрелы. Честити лежала в повозке ни жива ни мертва.

Фургон с грохотом мчался по темной дороге, а из придорожных кустов доносились крики, свист и улюлюканье. Звуки пальбы приближались, жуткие дикарские вопли становились все громче… Честити наконец встала на ноги, с трудом подошла к переднему борту повозки и встала за спиной у Рида. Он вновь стегнул лошадей, пустив их бешеным галопом.

— Уходи назад, Честити! — Рид на мгновение обернулся и сунул ей в руку револьвер. — Возьми и уходи в повозку, черт побери!

— Нет, я не уйду! — закричала она, сжимая в пальцах холодную рукоятку револьвера. — Индейцы…

— Это не инде…

Настигнутый пулей, Рид вдруг начал крениться на бок. Из виска его потекла кровь, он свалился с сиденья. Честити закричала и схватила его за руку, не давая выпасть из повозки. Стрельба не кончалась. Напрягаясь от усилия, девушка пыталась подтянуть его к себе, но он начал выскальзывать из ее рук. Честити зарыдала и в отчаянии вцепилась в Рида, но тут ее пронзила острая боль, и она невольно отпрянула.

Фургон стремительно несся вперед, и девушке с трудом удавалось держаться на ногах. Уставившись на пустое кучерское место, она поняла, что Рид выпал из повозки, и сознание ее на мгновение померкло.