До встречи в Бомбее - [125]

«Однако, — продолжила Мэдди еще через несколько дней, — я должна признать, что теперь Айрис ведет себя более спокойно в присутствии Люка. Он, конечно, не оставляет ей другого выбора — постоянно беседует с ней, улыбается, спрашивает ее мнение по поводу планов на следующий день. И это работает».

«Представляешь, Эди, Айрис становится похожа на себя прежнюю! Я не хотела испытывать судьбу и потому не писала ничего раньше, но сейчас я точно, честно и абсолютно уверена, что Люк медленно, но верно завоевывает ее сердце простой и твердой до зубовного скрежета решимостью. Сначала я не замечала, но она точно стала гораздо больше смеяться, особенно если смеется он. И она все чаще забывает закусить губу, когда ему улыбается. Ты не представляешь, как я счастлива, что она перестала так делать! Ведь она всегда была такой улыбчивой.

А еще она начала с ним разговаривать, по-настоящему болтать, как и должно быть. Ему будто удалось сорвать с нее все защитные скорлупки, и она просто не может ничего с собой поделать. Ей особенно интересно узнать про его потерю памяти: как чувствуешь себя, когда это происходит, почему он пробыл в больнице так долго, были ли врачи и медсестры добры к нему. А прямо сегодня она у него спросила, бывает ли ему когда-нибудь грустно. „Бывало иногда, — ответил он, — из-за того, что я очень сильно скучал по тебе и твоей мамочке“. И она сделалась такой печальной. Тогда Люк сказал ей, что грустить не нужно и что его работа сделать так, чтобы ей никогда не было грустно. „Потому что ты мой папочка?“ — уточнила она. „Именно так, — подтвердил он, — и быть хорошим папой — это сейчас моя единственная работа“.

Ох, Эди, возможно ли, что я люблю его больше, чем когда-либо? Если ты не можешь ответить, то это сделаю за тебя я.

Я думаю, такое может быть.

Нет, я не думаю. Я знаю».

В тот день ее любовь к нему стала еще сильнее. Это был двадцать девятый день Гая. Мэдди закончила вести последние уроки в школе, и они отправились по просьбе Айрис на пляж, чтобы наловить рыбы на ужин деду и бабушке.

Мэдди рыбачить не захотела. Ричард тоже отказался. Они сидели под пальмами, предоставив эту увлекательную возможность Айрис с Люком, и тихо беседовали между собой. Люк, закатав штаны и велев Айрис избавиться от ее нелепых ботинок, повел девочку к воде. Мэдди, снова попытавшись выудить из отца, что же произошло у них с мамой, коротко вздохнула, потому что Ричард (в который раз!) держал язык за зубами, как и Элис.

— У тебя и без нас забот хватает, — сказал он.

— Но всё же, — настаивала Мэдди. — Я ведь волнуюсь.

Ричард улыбнулся и погладил ее по руке.

— Не надо.

— Что-то серьезное, пап? — спросила она. — Такое, из-за чего стоит переживать?

Его улыбка погрустнела.

— Может, и не стоит, — ответил отец.

Мэдди подождала, надеясь, что он скажет еще что-нибудь.

Но он промолчал.

Нехотя приняв, что давить на отца бесполезно, она сдалась и принялась смотреть на море.

Солнце нещадно палило, песок и вода отливали золотом. Люк встал на одно колено, мелкие волны промочили ему штаны. Айрис, затаив дыхание, смотрела, как он готовил удочку. Какая-то птица бросилась в воду и взлетела с рыбкой в клюве. Айрис, поглощенная тем, как Люк привязывал крючок к леске, на нее даже не взглянула. Не отдавая себе отчета, девочка наклонилась к отцу, макнув свои кудряшки в воду, и положила руку ему на плечо.

Мэдди не сразу смогла поверить своим глазам. Она затаила дыхание, испугавшись, что это, возможно, ей только привиделось.

Но тут Ричард приглушенным голосом произнес:

— Ты посмотри, малышка только что сделала его самым счастливым человеком на земле и даже не знает об этом.

Люк никак не отреагировал. Он просто продолжил заниматься своим делом, будто ничего необычного не произошло. Мэдди услышала его голос, обращенный к Айрис, но не разобрала слов. Она видела, как Айрис кивнула, продолжая держать его за плечо. Ее рука не двигалась. Потом она захихикала и зашлепала по воде ногой. Взяла и обрызгала Люка.

Он засмеялся. Сердце Мэдди запело. И еще больше, когда Айрис захихикала снова. Люк поднялся на ноги, протянул дочери удочку и помог забросить. А потом обернулся через плечо на Мэдди и Ричарда и просиял. То была улыбка чистой, откровенной радости.

Улыбка, которую Мэдди никогда не забудет.

Она говорила: «Вот теперь всё и в самом деле будет хорошо».

И Мэдди в это поверила.

Она смотрела, как они стоят рядом и их темные кудри блестят под индийским солнцем, и в ней зародилась твердая уверенность, что их ждет удивительное будущее.

А потом настал вечер.

Вечер, который расставил всё на свои места.

Мэдди начала подозревать, что в ее жизни назревают перемены, еще некоторое время назад. Она уже проходила через это; всё было очень знакомо. Она уставала больше обычного, падала на кровать сразу после обеда, спала глубоким сном. Потом у любой еды появился странный привкус. И еще ей чаще обычного хотелось в уборную. А потом на две недели задержалось начало цикла. В противоположность тому, что она говорила Гаю, цикл у нее всегда начинался четко как часы.

Однако Мэдди не была полностью уверена. Или просто не позволяла себе быть уверенной. На самом деле она упорно старалась не думать о возможности снова забеременеть. Мэдди приняла бы ее с радостью, если бы Гай не настоял на той поспешной, непредсказуемой близости перед празднованием дня рождения Айрис, если бы тогда ей удалось воспользоваться колпачком… Вероятно, сейчас она была бы на седьмом небе от счастья при мысли о новой жизни у нее внутри. Она бы тут же рассказала Люку, что у Айрис скоро появится маленький братик или сестричка, и ликовала бы от счастья, услышав его радостный крик, увидев, как он поменяется в лице, не веря в это чудо. С Айрис ничего этого не случилось, и даже сообщить Люку о ее появлении на свет удалось только телеграммой.