До смерти здоров. Результат исследования основных идей о здоровом образе жизни - [12]
Джон и Влад хорошо знают друг друга. О них обоих в статье, посвященной движению, писала New York Times.
Несколько минут они дружески болтают. Затем Влад начинает нападать на Джона из-за идеологических разногласий. Влад считает, что они должны есть мясо сырым. В его рационе много сырой говядины и свиных почек. Джон считает, что огонь был изобретен достаточно давно и нет ничего плохого в термической обработке мяса.
– Твои доказательства? – спрашивает Влад.
Джон вздыхает:
– Я не хочу сейчас спорить.
Влад, кажется, раздражен; он уходит прочь. У меня складывается впечатление, что Влад – фундамендалист, а Джон настроен более либерально.
Эрван готов. Мы бросаем свои рубашки у какого-то камня. Свежо. Солнце не желает появляться из облаков и, видимо, прячется от посторонних взглядов. Я обхватываю плечи руками, чтобы согреться.
– В холод хорошо двигаться, – говорит Эрван, стоя на камне. – Зачем мы разделись по пояс? Так лучше для нас. Это укрепляет тело, а значит, укрепляет дух. Это помогает нам приспосабливаться.
Всего нас пятеро (пятый – афроамериканец по имени Роши).
Мы бегаем на месте, чтобы не замерзнуть.
Влад наклоняется ко мне и говорит:
– Я рад, что ты пришел. Потому что иначе здесь самая плохая фигура была бы у меня.
И добавляет:
– Не хотел тебя задеть. Просто констатирую факт.
Когда-то я писал статью о движении «Радикальная честность», представители которого говорят что думают. Статья называлась «Я думаю, ты толстый». Это был крайне неприятный опыт. Интересно, Влад не один из них?
Эрван предваряет тренировку речью о том, как важно заниматься на природе.
– Следите за ландшафтом и приспосабливайтесь к нему. Это фантастически ценный опыт. В зале у вас не будет ничего подобного, потому что там вы прорабатываете сначала одну мышцу, потом другую.
Он иронически демонстрирует бицепс.
– Это не только бесполезно, это скучно.
Эрван показывает на камни, холмы, на неровную землю.
– Это лучше, чем зал. Здесь все приспособлено для нашего тела и разума. Возможно, наш разум основан на движении.
Эрван бросает взгляд в мою сторону. Я записываю в маленький блокнот на пружинке.
– Ты все время будешь писать?
Я киваю.
– Думаю, ты многое упускаешь. Я знаю, у тебя интеллектуальный подход, но, думаю, тебе все же не стоит так много писать.
Я оставляю блокнот на камне. На крайний случай у меня есть цифровой диктофон.
Наше первое упражнение – бег. Мы бежим, глядя в затылок друг другу, шуршим листьями, обходим разбитые бутылки и камни.
Мы бежим, как учил Эрван. Или, по крайней мере, пытаемся. Мы должны бежать изящно, как животные. С расслабленными мышцами, слегка наклонившись. Сила тяжести толкает нас вперед. Стопа не должна соприкасаться с землей полностью, делаем короткие шаги и слегка пружиним на пальцах. Руки нельзя сгибать в локте, они должны свободно свисать вдоль туловища.
У меня ровно противоположные представления о естественном: это привычная манера бега с согнутыми руками и ногами, опускающимися на всю стопу. Но, может, мои представления о естественном изменятся.
Когда мы обегаем дерево, я наступаю на стеклянный осколок и с трудом сдерживаю крик. Я никому не рассказываю, потому что не хочу быть нытиком. Совершив полный круг, мы останавливаемся, чтобы перевести дыхание.
– Сколько вы бегаете каждый день? – спрашивает Влад Эрвана.
– Я не верю в графики и замеры пульса. Я не делаю ничего из этого. Я делаю то, что отвечает моим представлениям о естественном и первозданном. Сегодня я могу бегать пять минут, завтра – три часа без перерыва.
Наше следующее упражнение: мы опускаемся на четвереньки и ползем по стволу поваленного дерева длиной около двенадцати метров. Смысл в том, чтобы двигаться, как кошка или тигр, преследующий будущую добычу.
– Все равно что плывешь по бревну, – поясняет Эрван. – Все ваши мышцы расслаблены.
Эрван вскакивает на бревно, выпрямляется и крадется дальше.
Мы все поднимаемся. Тот еще трюк. Мои ноги скользят, плечи напряжены. Я пытаюсь двигаться крадучись, как кошка, а вместо этого скачу, как обезьяна.
– Нет единственно правильного способа делать это, – великодушно говорит Эрван. – Двигайтесь согласно своим представлениям о естественном.
Мы возвращаемся на землю, и Эрван произносит следующее напутствие.
– Говорят, что йога – единство тела и духа, – он произносит это с характерным акцентом калифорнийских серферов (ну, или калифорнийских серферов из Прованса). – Хорошо. Но мало. Нужно достичь единства между телом, духом и природой.
В этот момент телевизионщики хотят снять, как Джон и Эрван в контакте с природой взбираются на дерево. Поэтому у нас с Владом и Роши появляется время, чтобы перевести дух и поболтать.
– Какой у тебя процент жира? – спрашивает Влад. – Думаю, 18.
Я говорю, что не знаю точно.
– У тебя много внутреннего жира, жира между мышцами. Если бы ты был коровой, я смог бы получить из тебя много сала.
– Угу.
Знаю, я должен был рассердиться. Влад дважды оскорбил меня в течение получаса. Но есть что-то обезоруживающее и даже обаятельное в полном небрежении правилами хорошего тона. Он как мой пятилетний сын.
Теперь мы говорим о питании, как это часто бывает в кругах «пещерных людей». Влад с восторгом рассказывает о преимуществах сырой говядины (важно, чтобы корова питалась только травой).
Что означает буквально следовать Библии – каждому слову, абсолютно в точности, не отходя ни на йоту? Может ли современный человек в принципе соблюдать все ее правила? Эй Джей Джейкобс попытался сделать именно это: в течение года он жил, стремясь как можно более тщательно следовать всем правилам и руководствам, которые смог найти в Библии, – их оказалось более семисот. Он отращивал бороду, сторонился менструирующих женщин, соблюдал шаббат, трижды в день молился, плясал перед Господом нашим, закидывал камнями богохульников… «Год, прожитый по-библейски» – это и мемуары, и рассказ о познании и воспитании, и настоящее, глубоко прочувствованное духовное путешествие, которое заставит вас иначе взглянуть на самую влиятельную книгу в истории человечества.
Работа представляет комплексный анализ антропологических и этических учений с древнейших времен до современности в их взаимозависимости и взаимовлиянии. Адресуется студентам и аспирантам гуманитарных вузов, а также широкому кругу читателей.
Штрихи к портретам известных отечественных и зарубежных деятелей науки: академиков – Г. Марчука, Л. Окуня, Ж. Алферова, А.Сахарова, С.Вавилова, Ф.Мартенса, О.Шмидта, А. Лейпунского, Л.Канторовича, В.Кирюхина, А.Мигдала, С.Кишкина, А. Берга, философов – Н.Федорова, А. Богданова (Малиновского), Ф.Энгельса, А. Пятигорского, М.Хайдеггера, М. Мамардашвили, В.Катагощина, выдающихся ученых и конструкторов – П.Чебышёва, К. Циолковского, С.Мальцова, М. Бронштейна, Н.Бора, Д.Иваненко, А.Хинчина, Г.Вульфа, А.Чижевского, С. Лавочкина, Г.Гамова, Б.
После Альбигойского крестового похода — серии военных кампаний по искоренению катарской ереси на юге Франции в 1209–1229 годах — католическая церковь учредила священные трибуналы, поручив им тайный розыск еретиков, которым все-таки удалось уберечься от ее карающей десницы. Так во Франции началось становление инквизиции, которая впоследствии распространилась по всему католическому миру. Наталия Московских рассказывает, как была устроена французская инквизиция, в чем были ее особенности, как она взаимодействовала с папским престолом и королевской властью.
В книге собраны воспоминания участников Отечественной войны 1812 года и заграничного похода российской армии, окончившегося торжественным вступлением в Париж в 1814 году. Эти свидетельства, принадлежащие самым разным людям — офицерам и солдатам, священнослужителям и дворянам, купцам и городским обывателям, иностранцам на русской службе, прислуге и крепостным крестьянам, — либо никогда прежде не публиковались, либо, помещенные в периодической печати, оказались вне поля зрения историков. Лишь теперь, спустя двести лет после Отечественной войны 1812 года, они занимают свое место в истории победы русского народа над наполеоновским нашествием.
Автор книги рассказывает о появлении первых календарей и о том, как они изменялись, пока не превратились в тот, по которому мы сейчас живем. Вы узнаете много интересного и познавательного о метрических системах, денежных единицах и увлекательных парадоксах физики, химии и математики. Занимательные исторические примеры, иллюстрируя сухие факты, превращаются в яркие рассказы, благодаря живому и образному языку автора.
Одна из первых монографий Александра Койре «Этюды о Галилее» представляет собой три, по словам самого автора, независимых друг от друга работы, которые тем не менее складываются в единое целое. В их центре – проблема рождения классической науки, становление идей Нового времени, сменивших антично-средневековые представления об устройстве мира и закономерностях физических явлений. Койре, видевший научную, философскую и религиозную мысли в тесной взаимосвязи друг с другом, обращается здесь к сюжетам и персонажам, которые будут находиться в поле внимания философа на протяжении значительной части его творческого пути.