До поворота (Кровавый Крым) - [88]

На замке экскурсия не закончилась. Все поперлись смотреть монастырь. Автобус проехал немного вперед, к подножию горы. Две машины, зеленый «москвич» и бежевая «волга», проползли дальше по дороге. Но Слава решил не рисковать и припарковался рядом с крайним икарусом, стараясь, чтобы его «бээмвуха» не сразу бросалась в глаза.

Пришлось плестись за экскурсией дальше. Слава совсем осоловел от жары и бессмысленности. Хотелось куда-нибудь укрыться. Отнеси меня к реке, положи меня в воду… На море было легче.

— Глянь, — дернула его за руку Мила, — там. Это, кажется, оно.

Внизу, среди деревьев в ущелье, образованном двумя крутыми склонами, прилепился домик, напоминавший станцию от детской железной дороги. Домик был обнесен зеленым высоким забором с колючей проволокой. На крыше, под тентом, стоял человечек в белом халате и смотрел вниз, во двор, где бродили странные тени. Тени выли и хохотали. От этих звуков у Славы в голове заскребли кошки, заскребли прямо по мозгам.

— Очень похоже, — не мог он не согласиться, — прямо как из кино или анекдота.

Но Мила заплакала. Огромные капли падали на горячий асфальт и сразу высыхали. Слава осторожно прижал ее к себе чтобы успокоить, но не очень крепко.

— Что, тоже посмотреть хотите? — рядом стоял волосатый парень и любовался на зеленый домик в подзорную трубу.

— А что там? — для верности решил уточнить Слава.

— Психи, — пожал плечами парень, — здесь рядом был цековский крезушник. Высший партаппарат от белой горячки лечился и деменции.

— А ты откуда знаешь? — Мила вытерла слезы.

— А у меня папаша там на вечной прописке — буйный, — пояснил парень, — сам меня в дурку закатал, сука, на год. — парень откинул голову назад и залился сухим смехом, — а теперь вот я на него полюбоваться приезжаю.

— Давно? — Мила изобразила искренее участие.

— Седьмой год. — парень протянул ей трубу. — Тот, что на четвереньках. Говно лижет. Опять он кому-то проспорил. Эх, папаня!

Мила долго смотрела, наконец, вздохнув, вернула трубу. Под глазом остался отпечаток — вдаленная по кругу кожа не хотела расправляться.

— Нету, — она присела на ступеньку рядом со Славой.

С шумом хлестала вода из трубы — ледяной источник. Все весело пили и обливались. Кругом стоял радостный гвалт. Туристы готовились к следующему рывку.

— Что будем делать? — спросил Слава. Волосатый парень опять наблюдал за своим папашей.

— Нужно подождать до вечера. — Мила снова хмурилась, пытаясь придумать план. — Пойдем.

— Куда?

— Куда-нибудь. Со всеми, — она пожала плечами, — не стоит здесь торчать. Наверняка его люди поблизости.

А все те, кто не возвращался к автобусам, перли еще выше по голому склону к воротам, охраняющим пустую гору. Они вошли в мертвый город. Совсем мертвый, но не страшный, потому что мертвый слишком давно. Вместо домов — квадратные провалы ям, раскопанных любопытными дураками-археологами. Кусочки стен, выбитая в скале дорога-колея. Ступени и два дома. Один, прозрачный и пустой, стоит, закрытый на замок, как будто в нем что-то осталось, кроме воздуха. Другой — с деревянной дверью и табличкой. «Дом Фирковича». Последний житель города, после него и остался этот последний дом.

— Что это? — растерянно спросил Слава одного из молодых людей, стоящего рядом.

— Что-что? — переспросил парень.

— Ну, это все? — Слава обвел рукой город-гору.

Парень пожал плечами:

— Чуфут-Кале. Город караимский.

— Чей? — не понял Слава.

— Ну, караимы — люди такие. Они здесь жили, там еще их кладбище, чуть ниже по дороге к монастырю, — пояснил парень, поправляя очки на длинном носу, — вы без экскурсии?

Слава кивнул.

— Так идите по дороге до другого входа, — махнул рукой парень, — Там палатки стоят. Вечером приходите.

Парень посмотрел дружелюбно и отвернулся, Слава буравил взглядом его сутулую спину еще минут пять. Да нет, вроде все нормально. Но Мила не пошла по дороге, полезла во все щели и дыры. Слава терпеливо ждал, пока она угомониться.

— Смотри, смотри, — она, все же, и его затащила на дурацкий обрыв, — закат!

— Ну и что? — со злостью Слава сковырнул ногой в пропасть камень.

— Здесь просто как-то очень хорошо, — попыталась объяснить Мила, — И печально, как будто жизнь кончилась и все замерло. Покой. На века.

Слава поежился:

— Все?

— Все. — она отошла от обрыва, — пошли к машине.

— Зачем?

— Нам нужна веревка и поесть.

Темнота обрушилась сразу, свалилась на город тяжелой черной подушкой. Веревку Мила отыскала в машине — на самом деле, не веревку, а буксировочный тросс.

Возле голой стены окружавшей двор сумасшедшего дома никого не было. Мила встала к Славе на плечи, подтянулась, оседлала стену. Закрепила тросс на торчащем конце какой-то арматуры. Слава, цепляясь за тросс, тоже забрался на стену. Во дворе, вроде бы, никого не было. Слава перекинул тросс на другую сторону. Спустился первый, помог Миле…

И вдруг оказался в чьих-то крепких объятиях. Держали сзади, за локти. Слава сразу попытался лягнуться, но тот, кто его держал, был к этому готов.

— Спортсмен, да? — проворковал над самым ухом ласковый баритон, — спортсмен! Я тоже спортсмен.

Другой санитар молча держал Милу. Не торопясь подошел третий санитар. Некоторое время стоял, склонив голову набок, а потом сделал в сторону Славы резкий выпад рукой. Но не ударил. Чем-то запахло, то ли цветами, то ли дешевым одеколоном. «Газ!» — успел понять Слава прежде, чем отключился.