До поворота (Кровавый Крым) - [46]

Бежать? Догонит, а еще надо Милу найти. Так потеряемся в темноте. Слава снова сгруппировался — теперь толчок! Схватиться опять за верхнюю ветку, и еще выше, вот еще одна… Бек не успел распрямиться, Слава свалился на него сверху, прямо на голову, вдавив носом в сучья. Нельзя останавливаться, скорее на землю… Приземлившись, Слава еще раз, продолжая движение, съездил Беку по затылку обеими руками. Что-то хрустнуло… Ветка сломалась? Нет, ветка оказалась крепкая, а сломался, скорее всего, нос Бека. Теперь на тропе лежало два мешка — два фальшивых вурдалака. Один из них был мертвый, второй, Бек, стонал, но не двигался. А где Мила?

— Милка!

— Я тут была. Клево ты, как Джеки Чан, прямо…

В голубом свете прожектора капельки пота на милином лице казались бриллиантами. Или льдинками.

Прожектора?!

Мила уже орала:

— Погранцы! Шухер!

Она тащила Славу через колючки, то вниз, то, наоборот, вверх — как можно дальше от плотоядного луча. Луч был быстрее, он оказывался спереди, сзади, со всех сторон, иногда пролетал над головой в поисках добычи. Из далекого морского гула иногда выплескивались чьи-то сердитые голоса. Уклон под ногами становился все круче, Слава хотел свернуть в сторону, нырнуть в кусты — но темная стена сбоку оказалась вовсе не кустами. Она была сделана из камня. И под ногами тоже камень, и с другой стороны. Гул моря стал громче, голоса пограничников, наоборот, тише. Луч больше не шарил — наверное, он обнаружил жорин труп и решил удовлетвориться падалью.

Мила ползла впереди — то есть, сверху, как маленький сизый паучок, все выше. Слава упирался ногами в трещины, руки, не находя опоры, скользили по морщинистой скале. За растения нельзя хвататься, это Слава понял сразу, когда чуть не сорвался вниз. А хоть бы и сорвался… Внизу теперь тоже было небо, только без звезд. Небо, то, которое со звездами, опустилось совсем низко, а впереди морским звуком шумело еще одно небо.

Пора отдыхать. Скала оборвалась ровной площадкой с гротом, метра четыре квадратных, не больше. В гроте кто-то нагадил — Слава почуял этот запах и даже обрадовался: место не дикое, люди сюда уже лазили, значит утром можно будет спуститься.

Мила плюхнулась ничком у самого края, свесила голову в пропасть. Слава пристроился рядышком, тоже головой к пропасти, стараясь не попасть ногами в дерьмо. Вокруг были звезды, огромные, похожие не на светлячков, а на круглые лампы, как в метро.

— Мил, ты профи?

— Про что? — Мила вглядывалась в мутную темноту внизу, ее почему-то не интересовали звезды.

— Ты скалолаз?

— Нет, я вообще в первый раз лезла.

— Круто.

Слава перевернулся на спину. В нескольких метрах над ними твердо обозначилась вершина. Она не давала небу упасть. Мила заерзала, придвигаясь к Славе поближе.

— Это случайно. Я просто погранцов испугалась.

* * *

Шелестело равнодушное море, выплывал из туманного марева поселок — крошечные домики, яхта — белая сигара у причала, сварливые крики чаек. Хотелось закрыть глаза и уснуть, но это было немыслимо. Ноги почти не помещались на узеньком карнизе, правой рукой Слава держался за хлипкий куст, растущий прямо из скалы вперед, в сторону Турции. В левую руку вцепилась Мила. Уютная площадка с вонючим гротом дразнила в трех метрах слева. Вперед дороги не было: карниз кончался, с площадки Слава не разглядел, что карниз так скоро кончается. Но и назад дороги не было. Мила не желала двигаться, она деревянно замерла, уставившись без всякого выражения на огромное восходящее солнце. Цветом и гладкостью солнце напоминало свежеобгоревшую половинку задницы.

Слава не мог так просто стоять, ему хотелось одновременно спать и куда-нибудь идти. На минуту зажмурившись, он вдруг решил, что падает, и заорал.

— Заткнись, погранцов накличешь.

Голос Милы был тихий и бесцветный, такой же, как и взгляд. И чего она пограничников боится? Наоборот!

— Так пусть нас погранцы снимут отсюда…

— Ты завел, ты и снимай.

— Им легче, у них должен быть вертолет.

— Мудак!!! — Наконец деревянная заслонка внутри Милы рухнула, девочка на миг отпустила славину руку, но тут же схватилась за нее снова.

— Мудак!!!

«… Як-як-як-як», — глумливо подхватили чайки.

— Вертолет тебе! Шестьсот баков за взлет, штука — за работу. Сам заплатишь, или братик твой?

— Я думал, они всех спасают, не только богатых.

— Всех и спасают, кто просит и кто не просит. И бабки со всех трясут. А нам эти погранцы вообще — как пальме яйца. Здесь же запретная зона. Они нас арестуют, будут выяснять — то, се, жуки-пуки… Тебе — ладно, а мне — нельзя. А ты, идиот, разорался, тряпка, ты, альпинист херов!..

Мила говорила все быстрее и все громче — Слава понял, что начинается вторая половина истерики. Дать пощечину — невозможно, даже гаркнуть на нее нельзя: дернется, упадет. Но Мила сама вдруг затихла. Слава вздохнул:

— Дура! Красота-то какая!

Он облокотился спиной о растрескавшуюся скалу и чуть расслабился. Мила больше не была деревянной и перестала кричать. Можно посмотреть на небо и на море. Можно понюхать ветер. Жалко только, что нельзя спать и нельзя никуда идти.

— Ты так орала, сейчас погранцы и прийдут.

Мила не ответила. Из-под ее ноги сорвался мелкий камешек и, отскакивая от уступов, устремился к воде. А может, и не к воде. Как он упал, слышно не было.