До поворота (Кровавый Крым) - [102]

— Мама! — снова закричала девочка и ринулась к ней, но вовремя пригнулась — следующая пуля, резко чмокнув, попала в бледную краску стены. Трясущимися лапками Евгений Альбертович пытался удержать вздрагивающее оружие:

— Ненавижу! Всех вас ненавижу! — он еще раз нажал на курок, но пуля, срикошетив о кафель пола, отлетела к потолку и затерялась в сваленной груде проводов и аппаратуры.

Луис толкнул женщину на Евгения Альбертовича, сам прыгнул следом. Пистолет покатился по полу, а Луис поднялся во весь рост, держа правой рукой своего врага за горло.

— Луис! Не смей!

Макс навел ему в лицо дуло автомата.

— Почему? — не понял Луис.

— Живой. Он мне нужен живой.

— А потом?

— Вообще. Живой. Ясно? Мне приказано его не убивать.

— Кем?

— Какая разница? Отпусти его. Хорошо?

Макс коротко махнул дулом.

— Нет, — ответил Луис.

И тогда Макс выстрелил. Очередь прошила руку Луиса, но тот не ослабил хватку. Следующую очередь Макс пустил Луису в голову. Падая, Луис увлек Евгения альбертовича за собой.

Тут Мила вышла из оцепенения.

— Мамочка! — перешагнув через вцепившегося последней хваткой смертельно раненного Луиса, сжавшего за горло Евгения Альбертовича, она склонилась к матери.

— Мамочка!

Подобрав валявшийся на полу шарик кукурузы, Барбара отправила его в рот и последним усилием один раз жевнула, ее лицо перекосилось судорогой, потом расслабилось.

Евгению Альбертовичу удалось, наконец, выскользнуть из смертоносных объятий, и когда черные пальцы сжались вновь, уже в последний раз, они только ухватили пустоту. Но огромное безжизненное тело не хотело выпускать барахтающегося под ним врага.

— Руку! Дайте же кто-нибудь руку! — еле прохрипел Евгений Альбертович.

— Помогите, — в возникшей тишине наконец донесся слабый славин стон. На него никто не обратил внимания. Второй раз Слава не стал пробовать, боялся нарушить хрупкое равновесие между мышечным напряжением и машиной.

Мила всхлипывала, обхватив тело матери. Макс подошел вплотную к Евгению Альбертовичу, достал из заднего кармана удостоверение и покрутил у него под носом.

— Вопросы есть?

И добавил со вздохом:

— Где этот ОМОН сраный? Черти их носят!

— Есть вопросы, конечно, — Евгений Альбертович перестал барахтаться, успокоился. Встал, отряхнулся и плюхнулся в свое кресло, даже не пытаясь дотянуться до пистолета.

— Вопрос первый. Вы сюда явились, как я понял, не просто что-то от меня узнать. Вам необходимо мое долгосрочное сотрудничество. Так?

Макс склонился над телом Луиса, пошупал пульс и покачал головой, потом перешел к Славе. Осмотрев приспособления на кресле, попробовал отжать зажимы, его тряхнуло током. Сердито зажужжав, один из приборчиков ткнулся ему в руку своим жалом. Макс только плечами пожал.

— Эскейп. — отвернувшись от матери, Мила стряхнула на пол слезинку и села в поваленное у стены кресло.

— Чего?

Тяжело вздохнув, Мила подобрала откуда-то из-под ног Макса узкую полосу треснувшей клавиатуры и что-то один раз нажала. Мягко крякнув, ослабли ремни, и кресло, наклонившись, небрежно выронило Славу на пол. Одновременно начала медленно-медленно закрываться аварийная дверь, через которую сбежал Атабек.

— Вот и все, — меланхолично перебирала тонкими пальчиками в белой коробке с ампулами Мила.

— Оставь. Немедленно положи на место! — засуетился было Евгений Альбертович, но, бросив взгляд на автомат Макса, сразу сник. Потом выпрямился:

— Вы не ответили.

— Да, речь идет о сотрудничестве, — Макс слегка склонил голову набок, — причем вы понимаете, что я вас вовсе не в стукачи собираюсь нанять. В целом. Правда, именно сейчас вам предстоит один раз поработать именно стукачом. В некотором роде. Я имею в виду кое-какие бумаги в вашем сейфе — вы их отдадите мне. На этом ваша карьера стукача закончится, и продолжится карьера человека, контролирующего, пусть и не в одиночку, а при нашем участии, Юг России и Крым. Впрочем, давайте-ка уточним ваши сферы влияния. Вам не кажется, что их можно увеличить?

— Ну что ж, — Евгений Альбертович потер ручки, поудобнее устраиваясь в кресле. На автомат он больше не смотрел.

Слава видел этот разговор. Не слышал, а именно видел — как петельки голубого и зеленого тумана сплетаются над головами собеседников в сферическую сеть. Сеть растет, становится больше комнаты, больше подземелья, больше Крыма, больше всей земли. Славе стало скучно. Для него главнее этой сети была боль. Но боль не приходила — потому, наверное, что тело стало деревянным и сухим. Но Слава знал, что это не навсегда. Скоро боль прийдет, падла, забивая сияющие каналы и расширяющуюся капиллярную сеть. Но пока боль не пришла, можно немного полетать под потолком, где Барбара убегает от Луиса, собирая разноцветные съедобные искорки. А внизу все суетятся, только Мила изредка вверх поглядывает, хитро-хитро, да, глядишь, язык покажет! Из коробочки горсть ампул в карман сунула. Опять ворует! Не глядя сунула, вдруг отравится. Одня ампула с цианистым калием, Слава видел, как он голубоватый в кармане среди других болтается, а они все такие разноцветные: морфин — розовый, опий — желтый, еще что-то зеленое, Слава видел формулу — переливаются золотистые щарики, как в калейдоскопе. Потом ослепительная вспышка — и, наконец, пришла боль. Вместе с грохотом выстрела.