До последней капли крови - [90]
— Дай закурить, — сказал Граля. — Принеси табак из палатки…
Козиц скручивал папиросу, но все время рассыпал табак, и капрал Граля разозлился:
— Даже папироску не умеешь хорошо скрутить.
— Позову санитаров, — пробормотал Козиц.
Граля усмехнулся и застыл с папиросой в зубах. Рядовой Оконьский тоже погиб в Тригубово, когда к деревне подходили немецкие танки. Укрывшись вместе со Шпаком, он увидел приближающийся «фердинанд». Первый раз так близко. Их учили в таких случаях бросать гранаты; Шпак, не думая, сразу бросил, то же самое сделал и Оконьский. Рядом отозвалось противотанковое ружье, Самоходка завертелась на месте, как волчок, затем дым и пламя огня вырвались из-под гусениц. Оконьский встал, хотел что-то крикнуть, так показалось Шпаку, и в этот момент в него угодил осколок. Немецкие солдаты выскакивали из машин, Шпак все лежал, трижды выстрелил. Целился в людей спокойно и обдуманно: ниже головы, в грудную клетку, чтобы не промазать. Приближался второй немецкий танк, пулеметы строчили непрерывно; Шпак решил оттянуть Оконьского подальше от места, где тот упал, и передать санитарам. Не тяжелым был этот парень из Влодавы, и Шпак не был слабаком. Однако Оконьский уже был мертв.
Капитан Вихерский погиб в деревне Ползухи во время немецкой контратаки. Вместе с несколькими солдатами он оборонялся в большом здании школы. Подразделения второго полка отступили за деревню, а они остались, и их шансы пробиться к своим с каждой минутой уменьшались. Немцы открыли огонь из пулеметов. Остались только три солдата и Вихерский, но кончились патроны. Капитан был ранен в ногу. Хотя рана и не была тяжелой, она решила его судьбу. Он сел на пол и перезарядил пистолет ТТ.
— Выскочите, — приказал он тем трем солдатам, — запасным выходом в огород и попробуйте пробиться к своим.
— А пан капитан?!
— Я останусь здесь, — сказал Вихерский. — Это приказ! Всё!
Солдаты выскочили, а он остался один. Ждал. Значит, это кончится, думал, так умирают. «Не боюсь, не боюсь, — повторял он. — Но жаль мне того, чего не увижу. Как чертовски много будет сделано после моей смерти! Завидую тому человеку, который после войны, в мундире, свободно пойдет по улицам Новый Свят или Маршалковская…»
Услышал вражеские голоса за дверью, которую немец открыл ногой… Капитан выстрелил несколько раз, затем приложил ствол к виску…
Хорунжий Тужик умер в медсанбате, в полном сознании, только не помнил, где его ранило: перед Тригубово или когда уже вошли в деревню. Кажется, в деревне, ибо он помнил горящий дом и черных немцев, выскакивающих из огня. Хорунжий лежал в палатке и видел возле себя длинный ряд раненых. Подумал: «Сколько человеческих тел нашпиговано металлом».
Врач и сестра проходили вдоль ряда, нагибались над каждым. Сестра очень внимательно всматривалась в лица, будто кого-то искала. Тужика врач осмотрел быстро.
— В операционную.
Сестра наложила маску с наркозом. Ему понравилось лицо этой сестры, он подумал о девушке, которую любил и которая, наверное, погибла в гетто или лагере. И это была его последняя мысль. Он не слышал разрыва немецкой бомбы, упавшей рядом, и не почувствовал сильной взрывной волны, поднявшей полы палатки.
Молодой санитар грозил самолету кулаком:
— Не видишь, сукин сын, что красный крест?!
Танки прошли через мост под Ленино.
Наконец увидели их, когда второй раз наступали на Тригубово. Шли цепью за польскими Т-34. Павлик постоянно был возле Радвана, во главе уменьшающейся роты; солдаты уже приобрели фронтовой опыт, действовали уверенно и спокойно. Поднимало настроение присутствие танков. Четырнадцатый раз налетают немецкие «ястребы». Павлик увидел пикирующий самолет, а затем в колеблющемся воздухе заметил горящий польский танк. Расчет выскакивал из машины… Один успел отбежать пару шагов, прежде чем его настиг немецкий снаряд, другой упал возле гусениц, третий пылал, как черный факел… В течение доли секунды Павлик увидел его лицо. Это был Збышек! Не думая об ураганном огне, он побежал, бросился на сына, повалил его на землю и сбивал огонь своим телом и руками. А Збышек лежал на земле, и у него ничего уже не болело. Сначала он увидел над собой небо, затем лицо Павлика.
— Отец, — сказал Збышек. И повторил. Первый раз он назвал его отцом, как бы согласившись с судьбой своей и Зигмунта.
Павлик взвалил Збышека на плечи и пополз в тыл. Перед ним и за ним было простреливаемое пространство, покрытое фонтанчиками взрывов. Наконец он увидел двух санитаров. Те подошли к нему.
— Слушай, — сказал один из них, не замечая звездочек на погонах Павлика, — ведь ты тащишь уже труп.
Зигмунт Павлик погиб через тридцать минут в ходе наступления на Тригубово, Он бежал полем с пистолетом в руках в направлении немецких позиции, и за ним поднялись солдаты…
Немецкие автоматчики не выдержали, отступили на западную окраину деревни; Павлик получил две пули — в живот и грудь. Умирал он в сознании. Радван стоял на коленях рядом с ним, и Павлик держал его руки. Наверное, это пожатие ему было очень нужно.
Стефана Радвана ранило на западной окраине Тригубово. Он потерял сознание, и его отвезли в медсанбат. Поручник уже не видел ввода в бой второго эшелона дивизии и совместного наступления польских и советских частей на Тригубово.
Успех детектива вообще — это всегда успех его главного героя. И вот парадокс — идет время, меняются методы розыска, в раскрытии преступления на смену сыщикам-одиночкам приходят оснащенные самой совершенной техникой группы специалистов, а писательские и читательские симпатии и по сей день отданы сыщикам-самородкам. Успех повести «Грабители» предопределен тем, что автору удалось создать очень симпатичный неординарный образ главного героя — милицейского сыщика Станислава Кортеля. Герой Збигнева Сафьяна, двадцать пять лет отдал милиции, ему нравится живое дело, и, занимаясь поисками преступников, он больше доверяет своей интуиции, А уж интуицией он не обделен, и опыта за двадцать пять лет службы в милиции у него накопилось немало.
Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.
В книге рассказывается о создании и боевых действиях Войска Польского. Автор рисует сложную политическую обстановку в освобожденных районах Польши в конце 1944 и начале 1945 года, показывает героизм солдат и офицеров Войска Польского в боях с немецко-фашистскими захватчиками весной 1945 года. Предназначается для широкого круга читателей.
Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск.
Знаменитая повесть писателя, «Сержант на снегу» (Il sergente nella neve), включена в итальянскую школьную программу. Она посвящена судьбе итальянских солдат, потерпевших сокрушительное поражение в боях на территории СССР. Повесть была написана Стерном непосредственно в немецком плену, в который он попал в 1943 году. За «Сержанта на снегу» Стерн получил итальянскую литературную премию «Банкарелла», лауреатами которой в разное время были Эрнест Хемингуэй, Борис Пастернак и Умберто Эко.
В документальной повести рассказывается об изобретателе Борисе Михалине и других создателях малогабаритной радиостанции «Север». В начале войны такая радиостанция существовала только в нашей стране. Она сыграла большую роль в передаче ценнейших разведывательных данных из-за линии фронта, верно служила партизанам для связи с Большой землей.В повести говорится также о подвиге рабочих, инженеров и техников Ленинграда, наладивших массовое производство «Севера» в тяжелейших условиях блокады; о работе советских разведчиков и партизан с этой радиостанцией; о послевоенной судьбе изобретателя и его товарищей.
Труд В. П. Артемьева — «1-ая Дивизия РОА» является первым подробным описанием эпопеи 1-ой Дивизии. Учитывая факт, что большинство оставшегося в живых рядового и офицерского состава 1-ой Дивизии попало в руки советских военных частей и, впоследствии, было выдано в Особые Лагеря МВД, — чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, в настоящее время восстановить все точные факты происшествий в последние дни существования 1-ой Дивизии. На основании свидетельств нескольких, находящихся з эмиграции, офицеров 1ой Дивизии РОА, а также и некоторых архивных документов, Издательство СБОРН считает, что труд В.
Когда авторов этой книги отправили на Восточный фронт, они были абсолютно уверены в скорой победе Третьего Рейха. Убежденные нацисты, воспитанники Гитлерюгенда, они не сомневались в «военном гении фюрера» и собственном интеллектуальном превосходстве над «низшими расами». Они верили в выдающиеся умственные способности своих командиров, разумность и продуманность стратегии Вермахта…Чудовищная реальность войны перевернула все их представления, разрушила все иллюзии и едва не свела с ума. Молодые солдаты с головой окунулись в кровавое Wahnsinn (безумие) Восточного фронта: бешеная ярость боев, сумасшедшая жестокость сослуживцев, больше похожая на буйное помешательство, истерическая храбрость и свойственная лишь душевнобольным нечувствительность к боли, одержимость навязчивым нацистским бредом, всеобщее помрачение ума… Посреди этой бойни, этой эпидемии фронтового бешенства чудом было не только выжить, но и сохранить душевное здоровье…Авторам данной книги не довелось встретиться на передовой: один был пехотинцем, другой артиллеристом, одного война мотала от северо-западного фронта до Польши, другому пришлось пройти через Курскую дугу, ад под Черкассами и Минский котел, — объединяет их лишь одно: общее восприятие войны как кровавого безумия, в которое они оказались вовлечены по воле их бесноватого фюрера…
Новая книга пермского писателя-фронтовика продолжает тему Великой Отечественной войны, представленную в его творчестве романами «Школа победителей», «Вперед, гвардия!», «Костры партизанские» и др. Рядовые участники войны, их подвиги, беды и радости в центре внимания автора.