Дно разума - [3]

– А вот, баба, объясни мне: те, которых сегодня поминают, они все в раю?

– Ну… не все.

– А другие, те, что не на небе… Они где?

– В аду, думается.

– Это под землей?

– Само собой.

– Но ведь и их сегодня поминают? Как же так? Если они плохие, чего же их вспоминать?

– Для того и вспоминать, чтобы им на том свете легче было.

Девочка замолчала, видимо обдумывая услышанное. Дуся тем временем выпила еще один стаканчик, облупила яйцо и стала смачно жевать его, потом принялась за колбасу и заедала все это добро пирожком с ливером.

– А скажи, баба, вон те холмики, – девочка показала рукой куда-то вперед, – они тут зачем?

– Какие холмики? Ах, эти. Тоже могилки, видать.

– Чьи могилки?

– А бог их знает.

– Тех, что в аду?

– Может, и так. А может, каких невинно загубленных…

– Что значит: невинно загубленных?

– Ну… Как тебе объяснить… Вот, скажем, в войну к нам в город понагнали узбеков из Средней Азии… В Трудармию, значит. Они, узбеки эти, мерли как мухи. Мороз страшный, а они в одних халатах… Какой от них был прок, до сих пор не пойму. Бродили по улицам как тени. Тут же и падали. Ногой толкнешь, а он – как бревно. Замерз бедолага. Вот их собирали и закапывали… Даже таблички на могилках не ставили… А то, может, это те, кто еще до войны в здешней тюрьме сгинул.

– Сгинул – это как?

– Ну, расстреляли. Или сам помер. Мало ли…

– Они тоже в аду?

– Зачем в аду? На небесах, надо думать.

– И на нас тоже смотрят?

– Может, и смотрят, а может, и не смотрят, а только думают.

– О чем?

– О том, кто за них отомстит.

Через некоторое время Дуся допила водку, поднялась и стала укреплять бумажные цветы меж перекладин крестов. Ее заметно развезло, она еле слышно хихикала и одновременно жевала пирожок. Наташа тем временем вышла из ограды и подошла к безымянным могильным холмикам. Было их штук десять или двенадцать. Поросшие только что вылезшей изумрудной травой, они возвышались над землей, словно верхушки человеческих голов, покрытых редким волосяным покровом. Девочка бродила между холмиками, глядя под ноги, словно рассчитывая обнаружить нечто интересное, но ничего особенного не замечалось, лишь кусочки бутылочного стекла да ржавая консервная банка попадались на глаза. И вдруг острые глаза Наташи заметили: впереди между холмиков что-то блеснуло. Она нагнулась. Монета! Судя по торчащему из земли торцу, довольно крупная. Неужели рубль?! Наташа поспешно нагнулась, вытащила монету из земли и покосилась на бабушку: не видит ли та. Но Дуся не смотрела по сторонам. Она до сих пор не могла приладить к крестам бумажные цветы и сердилась, что выражалось в неразборчивых ругательствах, которые она бормотала себе под нос. Девочка повернулась к бабушке спиной и разжала ладошку. Монета действительно была довольно крупной, но нисколько не походила на рубль. На одной ее стороне присутствовала пятиконечная звезда и – какие-то письмена на непонятном языке. Кроме того, в монете была пробита маленькая дырочка.

Наташа плюнула на монету и потерла ее между пальцев. Серебро, а именно из него была отчеканена монета, заблестело.

«Интересная вещичка, – подумала девочка. – В дырку можно продеть нитку и повесить ее себе на шею. Вот девчонки обзавидуются». И сунула монету в кармашек кофточки.

Бабушке она решила не говорить о своей находке, помня ее предупреждение ничего не поднимать на кладбище с земли.

Дуся наконец справилась с бумажными розами и взглянула на внучку. Та прыгала поодаль.

– Пойдем, Наташенька, милостыньку раздадим, – позвала она девочку. Потом перекрестила могилы, поклонилась им, и они отправились в обратный путь.

Когда они вернулись на улицу Красных Галстуков, Дуся еле держалась на ногах. Были ли этому причиной усталость, горячее солнце, неожиданно вылезшее из-за туч, или содержимое чекушки, сказать трудно. Скорее всего, свекольные пятна на Дусином лице оказались следствием всех трех вышеперечисленных факторов. Как бы там ни было, она тут же плюхнулась на кровать и немедленно захрапела.

Наташа тоже изрядно устала. Беспрестанно зевая, она побродила по комнате, потом пошла на кухню и поставила чай, а когда он закипел, налила себе полную чашку и взяла кусок пирога с малиновым вареньем. После пирога спать захотелось еще сильнее, девочка прилегла на диван и закрыла глаза.

Дуся пробудилась от страшного рева. В диком испуге она соскочила с кровати и сразу все поняла. Орал предмет ее гордости – телевизор «Рекорд», к которому, кроме нее самой, не смел прикасаться никто. Дуся подскочила к телевизору и выключила его.

– Наташка!.. – на этот раз уже орала она сама. – Наташка, ты зачем телик включила?! Кто тебе разрешил?!

– Я не включала! – Девочка села на диване и принялась протирать глаза.

– А кто же его включил?! – продолжала напирать Дуся.

– Не знаю… Я спала.

Дуся и сама уже поняла, что ребенок не виноват. Наташа всегда отличалась послушанием, а уж телевизор, который был для Дуси святыней, никогда бы тронуть не посмела.

«Как же это понимать?» – размышляла Дуся, подойдя к телевизору и зачем-то обнюхивая его. Телевизор пах пылью и подсохшей изоляционной лентой. Можно предположить только одно: телевизор включили в тот момент, когда в квартире отсутствовало электричество. Такое на улице Красных Галстуков случалось. Включили, он не заработал, ну и забыли про него… Теперь свет дали, и он сам собой включился. Но почему на полную мощность?