Дни в Бирме - [46]

– Я думала, там зверь ворочался! – досадовала она.

– Не расстраивайтесь, сразу никогда не выходит. Еще повезет.

Перейдя топкую, кочковатую границу поля, они заняли позицию на опушке. Элизабет уже выучилась заряжать. В напряженной тишине Ко Сла резко свистнул.

– Внимание! – крикнул Флори. – Летят!

Горсткой запущенных в небо камешков взвилась стайка зеленых голубей. Девушка ахнула и стала яростно, безрезультатно дергать курок, позабыв снять предохранитель. Но наконец ей удалось нажать оба курка – грянул выстрел, Элизабет отбросило с ощущением сломанной ключицы. Краем глаза она увидела, как Флори, поворачивая дуло, целится в тающую стайку. Пара голубей, словно ударившись о что-то, штопором полетела вниз. Ко Сла торжествующе завопил.

– Внимание! – снова предупредил Флори. – Королевский голубь! Давайте-ка его!

Элизабет, еще переживая свою неудачу, лишь наблюдала, как руки спутника загоняют в ствол патрон, вскидывают ружье и с хлопком изрыгается дымок. Крупная птица тяжело упала, подмяв перебитое крыло. Фло расторопно доставила в зубах жирную тушку, Ко Сла принес в сумке двух подстреленных раньше зеленых голубков.

Осторожно вынув хрупкий трупик, Флори показал его девушке:

– Смотрите, какая птичка – самая красивая в Азии.

Кончиками пальцев Элизабет погладила добычу. Несмотря на обуревавшую зависть, она сейчас просто обожала ловкого, меткого Флори.

– И перышки на грудке, видите? Перламутр! Преступно губить такую красоту. Бирманцы говорят, что тошно охотиться на этих пташек, будто говорящих: «Я мал, я ничем тебя не обидел, зачем же меня убивать?». Впрочем, я и не замечал, чтоб местные на них охотились.

– А они вкусные?

– Весьма. Хотя, сшибая их, я всегда сам себе противен.

– Мне так хочется научиться стрелять, как вы!

– Скоро научитесь, ружье вы уже держите очень здорово для новичка.

Однако два следующих выстрела Элизабет прогрохотали впустую. Стрельбу из обоих стволов она освоила, но пока не умела точно прицелиться. Флори ухлопал еще несколько птах, в том числе бронзового голубка с изумрудной спинкой. Лесные куры не показывались, хотя то и дело слышалось их кудахтанье и пару раз прогорланил дикий петух. Шли теперь в настоящих джунглях, в сумраке с ослепительными проблесками солнца. Куда ни глянь, древесная стена, чащоба низкой поросли и волнами вздымавшееся у стволов плетение цепких лиан, иные из которых змеились толстыми удавами. Идти было примерно так, как сквозь бескрайнюю плантацию ежевики. Глаза устали от густой путаницы веток и стеблей, ноги соскальзывали на влажных кочках, одежда цеплялась за колючки, рубашки пропитались потом. Парило, удушало испарением опавшей гнили. Иногда несколько минут пронзительно, будто непрерывно дергая стальную струнку, звенели цикады и внезапные паузы поражали тишиной.

Наконец, (это была уже пятая из намеченных позиций) продрались к огромной смоковнице, в кроне которой протяжно стонали, напоминая мычание далекого стада, королевские голуби.

– Попробуйте одним махом, – сказал Флори Элизабет. – Установив мушку, тотчас палите. Не закрывайте левый глаз.

Элизабет подняла никак не желавшую неподвижно застыть двустволку. Загонщики приостановились понаблюдать; кто-то, возмущаясь женщиной с оружием, не удержался и скептически щелкнул языком. Напрягшись, на миг заставив дуло не дрожать, девушка выстрелила. Оглохшая, как полагается после отдачи, она увидела беззвучно подскочившую птицу, которая закувыркалась вниз и застряла в развилке верхних сучьев, метрах в десяти над землей. Один из парней, щурясь, подошел к стволу и, обмотавшись свисающей крепкой лианой, проворно, без всяких видимых усилий полез наверх, а затем, спокойно пройдя по толстой ветке, сбросил голубя прямо в руки Элизабет.

Она держала пушистую теплую тушку, изнемогая от сладостной нежности, не в силах с ней расстаться. Все вокруг улыбались при виде ее умиления. Когда же пришлось все-таки опустить мертвого голубя в сумку Ко Сла, девушка поймала себя на безумном желании обнять Флори, прильнуть к его губам (такой вот, разбуженный самоличным убийством птички, странный порыв).

Руководивший экспедицией старик сказал, что по маршруту теперь надо перейти вырубку. Поляна ослепила светом. Раскорчеванная просека использовалась для выращивания ананасов, которые рядами щетинились в буйных зарослях сорняков. На переходе через ананасовый огород за делившей посадки низкой колючей изгородью раздалось звонкое кукареку.

– Слышали? – повернулась к Флори Элизабет. – Дикий петух?

– Он самый, как раз ему время выйти, подкрепиться.

– Хлопнем его?

– Ну, давайте попробуем. Только это хитрый бес, нужно подкрасться поближе и без шума.

Слуге и загонщикам было приказано следовать дальше, белые остались вдвоем. Согнувшись в три погибели, они ползком начали пробираться вдоль изгороди. Девушка ползла впереди, пот щекотал верхнюю губу, сердце бешено колотилось, спутник дышал в спину, буквально наступая на пятки. Когда им показалось, что пора, оба разом привстали над изгородью. Шагах в двадцати энергично клевал что-то небольшой петух, красавец с роскошным шелковым воротом, высоким гребнем и ярко-зеленым, элегантно выгнутым хвостом; рядом топталось полдюжины его буроватых, с пучками зубчатых перьев на хвосте, значительно более мелких подруг. Но все это увиделось на секунду – вспугнутое семейство, клекоча и треща крыльями, мигом полетело к лесу. Ружье Элизабет, казалось, само вскинулось, грохнуло, опередив сознание. Причем еще до выстрела девушка знала, что петух обречен. Он кувырнулся, землю осыпало дождем широко разлетевшихся перьев. «Отлично! Отлично!» – кричал Флори, пока они, перескочив изгородь, бежали к добыче.