Дни ожиданий - [19]

«Гордый» ушел на промысел перед самой пургой, и когда Мальчиков оценил в море обстановку, он понял, не до китового жиру — быть бы живу, сменил курс в направлении полярки, там уютная, тихая бухта, можно отстояться.

Все эти дни радиограмм от Мальчикова Кащеев не имел, соседние колхозы ничего определенного о китобойце тоже не могли сообщить, на вопросы односельчан Кащеев оправдывался отсутствием связи, выглядел спокойным, но где-то на дне его души иногда возникали беспокойствие и сомнения.

А Мальчиков сидел с Ивановым в радиорубке, безуспешно вызывал райцентр, чтобы оттуда смогли передать в поселок Кащееву данные о «Гордом» и ближайшие его, Мальчикова, планы относительно охоты на китов.

На всякий случай связались с соседней полярной станцией. Им до колхоза ближе, полярники при случае обещали доставить радиограмму. «При случае» — это если каюр у колхоза завернет на станцию, но в такую погоду такая оказия практически исключалась.

«Дело темное — ложись в дрейф», — пробормотал Мальчиков и пошел на судно к команде.

Иванов еще долго сидел в радиорубке, до смены вахты было много времени, и Слава Чиж, пользуясь свободным личным временем, в который раз решил его посвятить ревизии собственного гардероба. Дело в том, что накануне он получил очередную небольшую посылку с материка, ее, как мы помним, вместе с остальной почтой доставил Иванов с полуострова, и в посылке был дакроновый костюм, неизвестно для чего нужный тут, на краю света, в пургу, при ветре в десять баллов северо-восточном, температура воздуха минус 17, влажность нормальная.

Это была его страсть. О ней говорил еще Алекс на «полярной пятиминутке». Страсть к гардеробу Алекс считал отрицательной. Слава с этим был в корне несогласен, а Иванову было все равно — лишь бы работа шла нормально.

И еще у Чижа был галстук из нерпичьей кожи производства Провиденского промкомбината (Магаданместпром) — вот оно что. Изобрел этот галстук приезжий по договору хозяйственник, увидавший однажды, сколько обрезков шкурья выбрасывается в отходы. И какого шкурья — его любимой вожделенной нерпы!

Естественно, никто из северян такой галстук не носил. Он как бы специально был изготовлен для Приезжих или на экспорт — для материка, там у них все сойдет! Все командированные надевали галстук как свидетельство своего пребывания на севере, как орден за полярные заслуги. И пижонов было видно издалека.

Слава ничего этого не знал. Он вертелся перед зеркалом. И если какое-то представление о гармонии можно получить из русской поговорки о корове и седле, то в данной ситуации поговорка была бы как нельзя кстати. Галстук не шел к костюму, а Слава и к костюму и к галстуку.

— Иди-ка ты… ужинать, кокетка! — посоветовала Анастасия. Она направлялась на кухню.

— А к ужину? — Слава заметил в ее руках бутылку спирта.

— Ишь чего захотел! Забудь.

Днем эту бутылку принес капитан Мальчиков, последнюю из своих запасав.

— Вот, — протянул он ее Анастасии, — это… как его… от всего помогает… деду, значит.

Анастасия пошла приготовлять микстуру. По неизвестно кем заведенной веселой полярной традиции спирт надо разбавлять так, чтобы количество градусов соответствовало градусам широты, на которой находится полярная станция. И вот теперь вся сложность приготовления «коктейля» заключалась в том, чтобы он был слабее 70 градусов, но крепче шестидесяти пяти. И добавить чеснока с перцем по совету Иванова — вот тогда хворь навсегда покинет занемогшее тело Пакина.

Чиж наконец-то оставил в покое большое коридорное зеркало и пошел в свою комнату переодеваться. Одна из стен комнаты была обклеена вырезками из журналов мод, портретами кинодив, фотографиями красоток со всего земного шара. Всех девиц тащил на эту стену Слава Чиж, демонстрируя свое эстетическое кредо. Вот почему, когда приезжало начальство или гости с базы — гидрографические суда, в эту комнату никого не пускали, стеснялся Иванов такого разнузданного поведения своего подчиненного. Ночевать гостей при случае оставляли в кают компании или в комнате Алекса — аскета и чистюли.

Но особое место в этом вернисаже занимала тумбочка. Цветные и черно-белые открытки в большом количестве веером обрамляли обложку журнала «Экран». И на обложке, и на различных открытках было одно и то же лицо — портрет молодой известной киноактрисы Натальи Ивановны (так из уважения ее величали на полярке, дабы не употреблять всуе ее фамилию и в то же время дать почувствовать посторонним, которые фамилию ее знали, что помимо общения с ней посредством просмотра кино коллектив полярки имеет к ней и свое более близкое отношение, чем другие рядовые кинозрители. И это не было преувеличением. Коллектив, а особенно Слава Чиж, имел на это полное право).

Началось все в позапрошлую зимовку. Привезли на полярку новые фильмы, несколько банок с лентами. Среди них один цветной на обидную для полярников тему — знойный юг. Черное море, пальмы и загорелые молодые женщины рядом с загорелыми молодыми юношами.

Комедия оказалась весьма посредственной, но главная героиня запала в душу и растревожила сердце. Что и говорить, она была неотразима. Возможно, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что режиссер очень выгодно демонстрировал ее постоянно в пляжном костюме, который, надо признаться, ей очень шел.