Дни, когда я плакала - [4]

доме.

Даже стоя на патио, я слышу, как они кричат. Просто выйти на улицу всегда мало, так что я ухожу. Я иду к дому Мэтта по соседству и взбираюсь на его батут, стараясь удержать свое платье в процессе полета. Я пишу ему сообщение: «Я на базе. Ты где?»

Спустя несколько секунд получаю в ответ: «Уже иду».

Я вытягиваю ноги перед собой и жду, напрягая икры и разглядывая лак на пальцах ног. Каждая секунда добавляет силы к грохоту моего сердцебиения.

Потом открывается задняя дверь. Он выходит на улицу в красно-черной футболке Хейвортской частной школы и ярко-желтых широких шортах, босиком. Переходит на бег, и его идеальные каштановые волосы развеваются на ветру. Добравшись до батута, он подпрыгивает и перелетает через бортик, подкидывая меня вверх, так что мне приходится схватиться руками за платье. Я не в силах удержаться от смеха.

Он садится напротив меня, раскинув ноги в стороны.

– Куиннли, – он улыбается, и, увидев его, я немного воспряла духом.

– Мэттли, – моя улыбка далеко не такая широкая.

Он это замечает, тут же меняясь в лице.

– Что не так? – Он берет меня за стопы и двигается вперед. Наклоняется, обхватив руками мои голени.

Нам нравится играть в «вперед-назад», когда я толкаю его носочками в грудь, а он своей грудью давит мне на стопы. Он говорит, для меня это хороший способ потренировать икры, в то время как он может разминать свои бедра. В конце концов, он же играет в футбол, и по его телу это заметно.

Мне нет нужды разрабатывать свои икры – я ненавижу футбол, но от этой игры мне всегда становится как-то легче.

– Мои родители снова взялись за старое, – говорю я, теряясь в мягкости и тепле его футболки, твердости его груди под ней.

– Что на этот раз?

– Да как обычно! – Мне не хочется рассказывать ему о Картере. – Папа никогда не признает, что он не прав, но, очевидно, крики мамы на него не действуют.

– Пусть лучше кричат. – Он поднимает взгляд, в его голубых глазах отражается солнце. Его родители не ссорятся или, вернее сказать, ссорятся молча. И в их молчании столько же напряжения, сколько в ругани моих родителей, если даже не больше. – Вот если они перестанут ругаться, тогда тебе стоит начать беспокоиться. – Он грустно улыбается.

– Беспокоиться о чем?

– О разводе.

Я давлю пальцами ног ему в грудь, упираясь пятками в батут.

– Твои родители…

Он качает головой, из-за чего волосы падают ему на лоб, а потом пропускает сквозь них пальцы, возвращая на место.

– Не раньше чем я уеду.

– Откуда ты знаешь?

– Я слышал, как они разговаривали об этом, не зная, что я рядом.

Я расслабляю икры, позволяя весу его груди надавить на подушечки под моими пальцами.

– Мне жаль, Мэтт.

Он пожимает плечами.

– Наверно, это отстой, но меня здесь не будет, так что я не увижу, как всё это произойдет.

– А что будет, когда ты вернешься домой на День благодарения или рождественские каникулы?

Он сдвигает брови.

– Об этом я не подумал, – он встречается со мной взглядом, нахмурившись, – спасибо, Куиннли.

Я смеюсь.

– Прости!

– Вот что называется «разрушить планы на будущее»! – он тоже смеется.

Я поднимаю лицо к небу.

– Они будут чувствовать себя насколько виноватыми, что ты получишь подарки к Рождеству в двойном объеме, а еще двойной ужин на День благодарения.

– У меня дома это так не работает. Подарки к Рождеству прекратились, когда мне было лет четырнадцать.

– Да ладно? – рассеянно спрашиваю я. Небо такое голубое и пустое. Я делаю глубокий вдох. Воздух одинаково жаркий, когда влетает в мои ноздри и вылетает из них.

– У нас ведь нет колумбийских денег, – дразнит он.

Я цепенею, опуская глаза.

– Или лучше сказать, у нас нет денег на совершенно новый «Мерседес» в качестве подарка.

Я сгораю со стыда, сгибаясь под тяжестью вины.

– Боже, лучше бы они этого не делали.

– Тебе не нравятся «мерсы»? – Я закатываю глаза, с усилием толкая его носками в грудь. Он смеется, наклоняясь еще ниже. – Тогда в чем дело?

– Я просто… – Я вздыхаю и откидываюсь назад. Мама убьет меня, если узнает, что я положила голову на этот грязный батут. – У меня такое чувство, что я его не заслужила.

– Куинн, я тебя умоляю, ты поступила в Колумбийский университет! Конечно, ты его заслужила.

Я закрываю глаза и зажмуриваюсь.

– Нет, – я шепчу это ветру, боясь признаться, почему именно я его не заслужила. Если б он только знал. Если бы только мои родители знали. Они тут же сдали бы этот «Мерседес» обратно.

– И, кстати говоря, у меня до сих пор не было возможности на нем покататься.

– Ни у кого не было.

– Неправда. Когда твои родители сделали тебе сюрприз, Дестани стала первой, кто сел за руль этой машины.

Мое тело обращается в камень при упоминании ее имени. Пожалуйста, только не спрашивай.

– Если уж речь зашла…

О боже, началось!

– Что происходит между вами? Что случилось на вечеринке у Чейза в прошлый уикенд?

Я ничего не отвечаю. Мои глаза широко раскрыты, до предела наполненные большим голубым небом Техаса.

– Куинн, – говорит он, гладя мои ноги.

– Я не хочу об этом говорить, Мэтт, я не хочу даже думать обо этом.

– Я слышал такую безумную херню, – он произносит матерное слово шепотом. Мэтт не матерится, если только речь не идет о настоящем деле.