Дни боевые - [33]

— Когда мы все выяснили, — сказал в заключение капитан, — Черепанов захотел проверить достоверность доклада и с лейтенантом Гришиным пошел на опушку, поближе к дороге. Там Черепанов был ранен и сразу же потерял сознание.

— После перевязки мы отправили его на ваших санях в медсанбат, — вставил молчавший до этого комиссар.

Ранение Черепанова взволновало меня до глубины души.

Лейтенанта Гришина я приказал привлечь к ответственности. Поступок его был для всего полка позором.

В целях внезапности атаку Горбов решено было провести ночью, ограниченными силами и без предварительной огневой подготовки.

Для начального броска от каждого батальона выделялось по одной роте. Кроме того, в атаке участвовала и рота лейтенанта Гришина, которая получила приказ выйти на свое прежнее место и закрыть дорогу на Вязовку. 

По опыту боев за Калинец и Веретейку, траншеи подводились вплотную к населенному пункту. С наступлением темноты пехота приступила к расчистке снега.

Всю ночь, до конца боя, я оставался в Казанском полку.

В четыре часа ночь огласилась взрывами гранат и трескотней автоматов. Горбы озарились ракетами. А через несколько минут заработали станковые пулеметы, и поток пуль с посвистом пронесся над штабными палатками.

«Кто же бьет сюда? Не сорвалась ли атака?»

Рука невольно потянулась к телефонному аппарату.

И тут же из телефонной трубки глуховатый и радостный голос Каминского:

— Алло! Алло! Говорит Каминский. Я из Горбов. Горбы наши!

— А кто же бьет оттуда?

— Извините! Это мы с комбатом-три из трофейных пулеметов Седячке привет шлем... Он опять опоздал...

В трубке послышался приглушенный смех. Вызвали к телефону Седячко и попросили доложить обстановку.

— Третья рота заняла свои прежние окопы и осел-лала дорогу, а штурмовая группа перешла в атаку. Из Горбов сильный огонь, поэтому она немного запоздала.

Седячко не догадывался еще, что огонь поверх голов вел из Горбов Каминский.

— Опоздал, опоздал, Седячко! — заметили ему. — Но лучше поздно, чем никогда. Выдвигайтесь скорей, остальные батальоны уже в Горбах.

Итак, внезапным ночным штурмом был взят еще один опорный пункт.

Путь на Ольховец и Вязовку для Казанского полка стал свободен. 

Командир третьей роты лейтенант Гришин искупил свою вину кровью — в ночной атаке он получил тяжелое ранение и был эвакуирован в тыл.

Лично для меня радость успешного боя омрачилась известием о смерти Феди Черепанова, скончавшегося на рассвете.

Хоронили его на командном пункте. Всматриваясь в безжизненные черты своего адъютанта, я думал о том, какой огромный мир несбывшихся надежд молодости унес он с собой — чудесный, славный товарищ.

* * *

Целую неделю наша дивизия вела бои за Вязовку. Фронт дивизии представлял собой вдавленный в оборону противника тактический мешок. Ширина его четыре — шесть километров, глубина восемь.

К Вязовке с запада примыкали два опорных пункта — Обжино и Ольховец. Все три пункта образовывали сильный огневой узел, занимаемый хорошо оснащенным немецким полком. Гитлеровцы проявляли здесь особое упорство.

А наша ударная сила ослабла — полки были обескровлены, пополнение не поступало. Поэтому мы и топтались на месте.

Казанский полк был скован со стороны Ольховца, а Новгородский — непосредственно на подступах к Вязовке. Приостановилось наступление и у наших ближайших соседей.

Несколько дней подряд мимо нашего командного пункта, на стыке с дивизией Штыкова, тянулись лыжные батальоны, засылаемые внутрь окруженной группировки. Ночью они пересекали линию фронта, проскальзывали между опорными пунктами и, углубившись в тыл, развертывали боевые действия.

Однако молодые, неопытные и необстрелянные лыжники, попадая сразу в сложную обстановку, не приносили той пользы, которой от них ожидали.

К нам прибыл новый комиссар дивизии — старший батальонный комиссар Григорий Александрович Воробьев. Оказалось, что мы с ним лет пять — шесть назад служили вместе в Московской Пролетарской дивизии: он — инструктором политотдела, я — начальником штаба полка. 

С первой же встречи у нас установился деловой контакт.

Вскоре дивизия получила на пополнение одну маршевую роту в сто человек, и одновременно штаб армии подтвердил нашу задачу — овладеть Вязовкой.

Мне хорошо запомнилась эта рота: я сам принимал ее, был у нее на партийном собрании, напутствовал в первый бой, представлял к награде отличившихся. Мы не стали роту расформировывать, а целиком влили ее в батальон Новгородского полка.

Народ в роте был самый разнообразный и по возрасту и по опыту. Командовал ею только что окончивший армейские курсы младший лейтенант Корольков. Политрука рота не имела, его обязанности выполнял парторг Раков. Взводами командовали сержанты. Ротная парторганизация состояла из пяти членов партии и двух кандидатов. Комсомольская — из девяти комсомольцев.

Роте предстояло вступить в бой в составе третьего батальона Новгородского полка. Батальон должен был совершить скрытный маневр, обойти Вязовку с востока и атаковать опорный пункт с фланга и тыла. С фронта атаковали другие батальоны. На новую роту, по замыслу комбата, ложилась вспомогательная задача — прикрыть батальон со стороны Дедно. Она выдвигалась на дорогу, связывающую Дедно с Вязовкой, седлала ее и создавала заслон фронтом на восток.