Дневники русских писателей XIX века: исследование - [36]

На отбор фактического материала в подневных записях решающее влияние оказали профессиональная принадлежность и чиновничья карьера Никитенко. Заполненность дня учебными и служебными обязанностями определила содержание записей, большинство из которых относятся к университету, академии, министерству, литературной жизни.

Вместе с тем стесненность кругом забот, связанных с поддержанием материального благополучия, всегда осознавалась Никитенко как вынужденная мера, не позволявшая ему в полном объеме заносить в свой журнал те мысли и события, которые выходили бы за рамки жестко регламентированного дня: «Время мое расхищено мелочными заботами канцелярской жизни. Как избежать этого?» (I, 131); «Все мое время расхищено служебными занятиями и заботами. Меня со всех сторон блокируют, как крепость» (I, 411).

Как уже было отмечено применительно к образу автора и типологии, семейно-бытовая сфера находится вне поля зрения автора. При отборе материала для дневной записи Никитенко руководствуется преимущественно тематическим принципом. Из всех возможных событий, встреч и размышлений он выбирает наиболее актуальную с точки зрения его профессионального интереса и интеллектуальной потребности тему. К той или иной теме он может возвращаться по нескольку десятков раз на протяжении многих лет. Вследствие этого в дневнике образуются большие тематические группы, которые легко запоминаются и при чтении создают эффект своеобразных сюжетов. К наиболее крупным тематическим блокам можно отнести следующие: высшая школа и образование, административная система и ее функционирование, общественная мысль, общественные движения, собственное мировоззрение.

Поскольку все темы-сюжеты скреплены ви́дением автора, его оценкой, а зачастую и личным участием в событиях, они создают целостную картину жизни, в которой господствующие тенденции и случайности искусно уравновешиваются. Мир дневника Никитенко – это мир отобранных, но закономерных явлений, в котором нет места хаотическому, беспорядочному движению.

Вопреки своему положению академика словесности, обязывающему соблюдать чистоту правил и норм русского языка, Никитенко в своей дневниковой практике придерживался более свободного взгляда на стиль. Деление жизни на официальную и частную побуждало его дифференцированно подходить и к способу организации словесного материала в двух разных сферах. Продолжая следовать профессиональным предписаниям в учебно-административно-академической области, он стремится выработать совершенно другой слог в сфере литературного быта: «Всякий должен говорить языком своего сердца и своего ума. Тот слог хорош, который делается сам, а не тот, который делают» (III, 189).

В летописи Никитенко стиль выполняет две функции – информативную и замещения. В соответствии с этим преобладают две речевые формы – повествовательная и публицистическая. Официальное положение не давало возможности Никитенко открыто выражать в печати свои мысли по злободневным социальным и литературным проблемам. Но желание высказаться со временем приобретало характер органической потребности. Где еще, как не в дневнике, можно было удовлетворить ее? Поэтому годами копившийся интеллектуальный и эмоциональный материал выплескивается на его страницы в необычной для солидного и благопристойного чиновника форме. Естественно, что основная масса публицистических высказываний приходится на период подготовки и проведения великих реформ, когда печатное слово стало средством идейно-политической борьбы партий и направлений. От спокойного повествования Никитенко переходит к острой полемике, его слово порой рассчитано на конкретного адресата и представляет собой скрытый либо явный диалог: «Полноте, и вы и я, кажется, настолько знаем людей, что не должны удивляться собственным нашим глупостям» (III, 171); «Честные, умные, просвещенные люди, здания новых порядков вы строите на песке. Вашим зданиям не достает фундамента <…> Вы выбьетесь из сил <…> Но следует ли из этого, что вы должны усесться и сидеть на ваших местах сложа руки? Боже сохрани! И вы и все немногие, верные истине и великому долгу <…> должны действовать и трудиться до конца» (III, 335).

Некоторые записи, группирующиеся в тематические циклы, представляют собой законченные публицистические статьи, как, например, высказывания о системе классического и реального образования. В них полемический запал уравновешивается позитивной программой аргументированных мер (записи 1871–1872 гг.).

Чем больше Никитенко удаляется от механизма выработки административных решений или гущи общественной жизни, тем острее становятся его публицистические тирады по жгучим проблемам современности. От спокойной манеры либерального чиновника и литератора он переходит к тону долженствования мудреца или искушенного политика: «Над людьми должны господствовать закон и страх, охраняющий закон. Все должны, хоть немного, чего-нибудь бояться: цари – революций, вельможи – немилостей, чиновники – своего начальства, богатый – воров, бедные – богатых, злоумышленники – судов и пр. <…> Только под влиянием и прикрытием страха спасается наибольшее количество добродетелей и люди не погружаются совсем с головою в омут безнравственности» (III, 149).