Дневники - [29]
Заметил, что слово “spink” (в значении «большая грудь», по-моему, а вообще означающее маленькую птичку) в ходу здесь так же, как в Суффолке.
В Маплуэлле. Домов, хуже здешних, я, кажется, не видел. В самые плохие нам не удалось зайти – это каменные однокомнатные или двухкомнатные лачуги, примерно 20х15 футов и 15 или даже меньше футов высотой, практически развалины. Плата за наем – некоторые принадлежат шахте – около 3 ш. На улице под названием Спринг-Гарденс мы застали возмущенный народ: владельцы домов разослали половине съемщиков извещения о выселении из-за неуплаты задолженности – в некоторых случаях всего в несколько шиллингов. (Ферт в Барнсли получил такое, хотя задолжал около 5 ш. и выплачивал долг по 3 п. в неделю.) Люди пускали нас к себе, чтобы показать свои жилища. Квартиры жуткие. В первой (см. прим. 44) отец-старик, конечно безработный, ужасно растерян, получил распоряжение выехать после того, как прожил здесь 22 года, и с тревогой обратился к Ф. и ко мне: не придумаем ли, как ему помочь. Мать выдержаннее. Двое сыновей лет двадцати четырех, крупные красивые мужчины, мощного сложения, с узкими лицами, рыжие – но худые и вялые от недоедания, выражение лиц унылое, подавленное. Их сестра, чуть старше, похожа на них, с преждевременными морщинами на лице, переводила взгляд с Ф. на меня, как будто с надеждой на помощь. Один из сыновей, не обращая на нас внимания, медленно снимал носки перед камином – ноги почти черные от въевшейся грязи. Другой сын был на работе. Дом ужасающе голый – нет простыней и одеял, только пальто и т. п., но довольно чистый и опрятный. За домом в грязи играли дети, некоторые, лет пяти-шести, босые и почти голые, в какой-то рванине. Ф. сказал жильцам: если на выселении будут настаивать, пусть приедут в Барнсли, встретятся с ним и с Дегнаном. Я сказал им, что хозяин просто блефует, пусть стоят на своем, а если пригрозит передать в суд, предъявить встречный иск о том, что не делает ремонта. Надеюсь, дал правильный совет.
Заглянул в роман Брауна{60}. Барахло.
Люди на железнодорожной ветке в Гобере разгружают вагоны с угольным шламом. Говорят, что «шахта не может избавиться от шлама», и они его складируют. Это считается зловещим признаком. Если шлам не берут, скоро сократится рабочее время. За разгрузку тонны угольной мелочи получают 4 п. В вагоне около 10 тонн, т. е. за рабочий день надо разгрузить 3 вагона.
Думаю, более грязных помещений я не видел, а видел всякого рода убожество. Грязные глиняные горшки, ошметки разной еды на столе, покрытом линолеумом, отвратительные тряпичные коврики с въевшимися за многие годы крошками, но больше всего угнетают газетные клочки, разбросанные по всему полу.
У Г. тяжелый бронхит. Вчера он не ходил на работу, а сегодня утром, явно больной, упрямо пошел.
Завтра возвращаюсь в Лидс, оттуда в понедельник в Лондон [30 марта].
Домашний дневник, том I
9 августа 1938 – 28 марта 1939, с которым перемежается
Марокканский дневник
7 сентября 1938 – 28 марта 1939
Вернувшись из Уигана, Оруэлл арендовал коттедж и бездействующую лавку в Уоллингтоне, в графстве Хартфордшир, за 7 ш. 6 п. в неделю (эквивалентно приблизительно пяти нынешним фунтам). Дом был примитивный, особенно по нынешним меркам, но при нем достаточный участок земли, чтобы Оруэлл мог отдаться двум своим страстям: выращиванию съестного и разведению коз и кур. Его первая коза (с которой он сфотографирован: см. Crick, ил. 19) звалась Мюриел – так зовут козу в «Скотном дворе». Магазинчик он держал до начала войны и, кажется, зарабатывал на нем достаточно, чтобы выплачивать скромную аренду. Оруэлл женился на Эйлин О’Шонесси 9 июня 1936 года. Он сел писать «Дорогу на Уиган-Пирс» и представил рукопись Виктору Голланцу в понедельник 21 декабря 1936 года. Примерно в это время, когда Голланц получил рукопись, его посетил Клаф Уильямс-Эллис, создатель туристической деревни Портмирион, и предложил, чтобы книгу проиллюстрировали. Сохранился обрывок из блокнота Голланца с перечнем предложенных фамилий (иллюстрации в CW, I, p. XXXIII и X, p. 530). Книга не была заказана Клубом левой книги (как иногда считают), но в начале 1937 года было решено, что Клуб ее издаст. Это обеспечило ей распространение, и Оруэлл получал потиражные вплоть до 28 ноября 1939 года, в общей сложности 604,57 фунта – значительно больше, чем за любую предыдущую книгу, например 127,50 за «Фунты лиха в Париже и Лондоне».
Под Рождество Оруэлл отправился в Испанию. По дороге туда, в Париже, где надо было получить проездные документы, он повидался с Генри Миллером. Первоначально он намеревался писать репортажи о гражданской войне в Испании, но быстро вступил в ПОУМ (Рабочую партию марксистского единства), чтобы сражаться за Республику на арагонском фронте. Дженни Ли, жена Анайрина Бевана, служившая в лейбористских правительствах в 1964–1970 годах и ставшая затем первым министром искусств, сообщала в письме, что Оруэлл прибыл в Барселону без удостоверений, за дорогу платил сам и покорил ее, предъявив перекинутые через плечо ботинки: «Он знал, что не достанет ботинок нужного размера, потому что был больше шести футов ростом. Так Оруэлл и его башмаки прибыли сражаться за Испанию» (
«Последние десять лет я больше всего хотел превратить политические писания в искусство», — сказал Оруэлл в 1946 году, и до нынешних дней его книги и статьи убедительно показывают, каким может стать наш мир. Большой Брат по-прежнему не смыкает глаз, а некоторые равные — равнее прочих…
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.
В книгу включены не только легендарная повесть-притча Оруэлла «Скотный Двор», но и эссе разных лет – «Литература и тоталитаризм», «Писатели и Левиафан», «Заметки о национализме» и другие.Что привлекает читателя в художественной и публицистической прозе этого запретного в тоталитарных странах автора?В первую очередь – острейшие проблемы политической и культурной жизни 40-х годов XX века, которые и сегодня продолжают оставаться актуальными. А также объективность в оценке событий и яркая авторская индивидуальность, помноженные на истинное литературное мастерство.
В 1936 году, по заданию социалистического книжного клуба, Оруэлл отправляется в индустриальные глубинки Йоркшира и Ланкашира для того, чтобы на месте ознакомиться с положением дел на шахтерском севере Англии. Результатом этой поездки стала повесть «Дорога на Уиган-Пирс», рассказывающая о нечеловеческих условиях жизни и работы шахтеров. С поразительной дотошностью Оруэлл не только изучил и описал кошмарный труд в забоях и ужасные жилищные условия рабочих, но и попытался понять и дать объяснение, почему, например, безработный бедняк предпочитает покупать белую булку и конфеты вместо свежих овощей и полезного серого хлеба.
«Да здравствует фикус!» (1936) – горький, ироничный роман, во многом автобиографичный.Главный герой – Гордон Комсток, непризнанный поэт, писатель-неудачник, вынужденный служить в рекламном агентстве, чтобы заработать на жизнь. У него настоящий талант к сочинению слоганов, но его работа внушает ему отвращение, представляется карикатурой на литературное творчество. Он презирает материальные ценности и пошлость обыденного уклада жизни, символом которого становится фикус на окне. Во всех своих неудачах он винит деньги, но гордая бедность лишь ведет его в глубины депрессии…Комстоку необходимо понять, что кроме высокого искусства существуют и простые радости, а в стремлении заработать деньги нет ничего постыдного.
Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.
Дети Сети – это репортаж из жизни современных тинейджеров, так называемого поколения Z. Загадочная смерть, анонимные чаты в дебрях даркнета и вчерашние дети, живущие онлайн и мечтающие о светлом будущем. Кто они, сегодняшние тинейджеры? Те, чьи детство и юность пришлись на расцвет Instagram, Facebook и Twitter. Те, для кого онлайн порой намного важнее реальной жизни. Те, кто стал первым поколением, воспитанным Интернетом.
Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.
Настоящий текст представляет собою расширенное за счет новых материалов издание авторских исследований, ведущихся автором около двух десятков лет. Широко освещена тема русской жизни после «бега» на территории Сербии. Наряду с картинами жизни вдали от родной земли представлена обрисовка искусства — театр, живопись, балет, опера — где творили русские мастера. Текст пронизан стихами, помогающими почувствовать настроения русских изгнанников, не забывавших своей Родины. Автор стремился наглядно представить творчество изгнанников, его особый аромат, иногда с привкусом ностальгии. Фото на обложке — улица Князя Михаила, Белград.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сансоне, Вито. «СИБИРЬ. ЭПОПЕЯ ВЕКА» На основе богатого фактического материала и личных впечатлений от поездок по Сибири автор развертывает в книге широкую панораму сегодняшней жизни народов этого края, рассказывает о грандиозных планах его преобразования. Впечатляющие картины индустриального развития советской Сибири перемежаются с раздумьями о различных сторонах «сибирского чуда», бытовыми зарисовками и историческими отступлениями. Писатель показывает энтузиазм советских людей, романтику освоения далеких и суровых районов, объективно говорит о реальных проблемах и огромных трудностях, стоящих на пути первопроходцев. Леон, Макс.