Дневники - [12]

Пускай Дик — Мордвинов был в чем-то плакатным, внешне броским, а его чувства и поступки казались несколько огрубленными. Скорее всего, в этом сказывались авторское понимание образа, манера письма самого драматурга, и вряд ли это можно было назвать недостатком. Что же касается философского смысла образа, то стихию бунтарства и свободолюбия Мордвинов передал в Ричарде с особой страстностью и выразительностью.

Представляется очень значительным и важным, что, давая в целом высокую оценку театру за постановку «Ученика дьявола», А. В. Луначарский в специальной рецензии из числа исполнителей в первую очередь выделяет Мордвинова. «Артист, — пишет он, — красив, строен, подвижен, умен, саркастичен и патетичен, как требует этого сложная роль, ему порученная».

Роль Дика Даджена стала одной из самых репертуарных ролей Мордвинова. Множество раз он выступал в ней, работая в Москве, в Ростове, часто выезжая на гастроли в различные города страны.

Вторично встретился Мордвинов с драматургией Островского при подготовке спектакля «Волки и овцы». В противоположность «Лесу», пьеса «Волки и овцы» лишена возвышенного, романтического, и единственным образом, который, казалось бы, мог подойти здесь Мордвинову, был Беркутов. Однако актера вновь заинтересовала перспектива испытать себя в новом качестве и на новом материале. И режиссер спектакля Ю. Завадский дал Мордвинову роль Мурзавецкого — «человека с длинными усами и вытянутым носиком». Буквально во всем эта роль была противоположна Дику Даджену. В пьесе Островского Мордвинову предстояло изобразить человека самых противоречивых чувств и неясных желаний. По замыслу Завадского, спектакль «Волки и овцы» создавался в плане гротесково заостренной комедии. В жанровом отношении это была, скорее, не комедия нравов, а социально-разоблачительная комедия, насыщенная сатирой и иронией.

Необычной выглядела трактовка Муравецкого. Отойдя от традиционного буффонно-комедийного решения образа, Мордвинов всячески стремился к обобщению в своем герое деградации и обреченности класса, его породившего. Пропившийся отставной прапорщик предстал перед зрителем опустившимся дворянчиком, изгнанным в свое время товарищами из полка «за мелкие гадости». Мордвинов открыто разоблачал его опустошенность, никчемность, полное безразличие ко всему окружающему. По меткому выражению Завадского, получился «элегический мерзавец, нечто вроде Печорина наизнанку». Внутреннему рисунку роли сопутствовал жалкий внешний облик Мурзавецкого — безвольная, поникшая фигура, руки плетьми, плаксивое лицо с тусклыми глазами и отвислыми усами. Нелепость фигуры и костюма довершал головной убор — это была то турецкая шапочка, то затасканная фуражка с кургузым околышком. Вечно вывалянный в какой-то соломе, не пьяный, но и не трезвый, с комично торчащими кверху бровями, контрастирующими оседающей вниз фигуре.

Но до тех пор, пока Мордвинов и Завадский нашли и определили Мурзавецкого таким, каким он предстал перед зрителем, актер, по собственному признанию, проделал долгий и мучительный путь поисков. Поставленный в Москве спектакль затем был возобновлен в Ростове и в общей сложности прошел около четырехсот раз. В газете театра, которая вышла в связи с открытием сезона (это было уже в 1936 году в Ростове. — С. А), Мордвинов писал: «Образ был найден только на генеральной репетиции, содержание роли определилось и получило жизнь: «все не то». Он, Аполлон, разочарованная романтическая личность, по глубокому убеждению, своего рода Печорин. Он, Аполлон, совершенной красоты, ума, светских качеств, остроумия. Он — аристократ, барин, помещик, офицер, он — непонятная личность, ко всему безразличный, он ничего не понимает в окружающем, никто ему не нужен, и он слоняется неприкаянный, мимоходом, случайно сталкивается с окружающими его людьми и снова уходит прочь, оскорбленный в лучших своих чувствах. Абсолютно пустой, как и его карманы, в остром, четком рисунке, в замедленном и ослабленном ритме двигается он на неверных ногах, готовых каждую минуту подломиться. Толстым ленивым языком, который вместо «з» произносит не вполне определенное «ж», хриповатым тенорком, на коротком дыхании, предваряя высказывания «лирическим тоном», вещает он миру свои глубокие и острые мысли. И грустно ему, бесконечно грустно, потому что «все не то: и не те люди, не те вещи, даже водка не та».

Какими бы значительными ни были успехи Мордвинова в ролях Соболевского, Дика Даджена, Мурзавецкого, актер стремился к созданию современного ему героя, человека активного действия, носителя положительных идеалов времени. Такая возможность представилась, когда молодой украинский поэт-романтик Леонид Первомайский принес в театр стихотворную трагедию «Ваграмова ночь». В ней изображались эпизоды подпольной работы большевиков в тылу у белых во время гражданской войны на Украине в 1918–1919 годах. Ю. Завадского и коллектив привлекли в пьесе политическая устремленность, партийная страстность, поэтическая взволнованность. Желаниям театра импонировала романтика драматурга, утверждающая пафос победоносной пролетарской революции. Патетико-романтическая по своей структуре, драма была написана белыми стихами. В центре пьесы — председатель подпольного ревкома, старый большевик Ваграм. Его сын Гордий схвачен контрразведкой и брошен в тюрьму. Казнь сына можно предотвратить, если начать восстание раньше намеченного срока. Но тогда выступление может закончиться поражением. Несмотря на противодействие невесты Гордия Марии, Ваграм без колебания отвергает ее предложение о преждевременном восстании, хотя и знает, что жертвует сыном. За сюжетным ходом пьесы философски заостренно вставала борьба двух мировоззрений — большевистской и мелкобуржуазной. Выразителем первой был революционер-подпольщик, «трижды железный большевик» Ваграм, его антиподом — член ревкома, бывшая эсерка Мария Вечора. В противопоставлении этих двух героев выявлялось драматическое столкновение двух начал — личного и общественного. У Первомайского Ваграм сосредоточен, сдержан, скуп на слова, он больше думает. Мария, наоборот, красноречива, патетична, щеголяет пышными и красивыми фразами о революционном долге, любви к человеку и т. п.