Дневники матери - [15]
После того, как мы загрузили машину, появились наши соседи, которые несли завернутый в полотенце ростбиф — дар от еще одной соседки, возможно, ужин ее собственной семьи. Я плакала весь день, но эта неожиданная щедрость вызвала новый поток слез. Всего за несколько часов мы потеряли наше самоощущение как полноправных членов определенного сообщества и стали родителями преступника, человека, из-за которого разрушилось это сообщество. Когда я сжимала в руках теплую стеклянную миску, мне казалось особенно значительным, что люди все еще добры к нам.
Настало время ехать. Несколько соседей помогали нашему бегству: один открыл ворота в начале подъездной аллеи, а другой вывел свою машину в конец аллеи и проскользнул в середину дороги, закрывая путь любому, кто мог последовать за нами. Мы поехали за ним на трех машинах: в одной был Байрон, в другой — Элисон, а в последней — мы с Томом. Когда мы на полной скорости выехали из ворот и полетели во тьму по извилистой дороге, я дрожала от страха. Я боялась несчастного случая, взрыва, того, что последует дальше.
Когда мы с Томом наконец сбросили скорость, то обнаружили, что впервые с полудня остались наедине, бесцельно петляя по пригородам, что нам предстояло делать до половины девятого, когда была назначена встреча с нашим адвокатом. Я не знала, как и когда Том сумел связаться с ним в этом хаосе, но они назначили свидание на парковке круглосуточного магазина неподалеку от нашего дома. Этот план настолько напоминал шпионские фильмы, что при других обстоятельствах я бы рассмеялась, услышав о нем. Я снова подумала: «Мы последние люди во всем этом мире». Но в нашем прежнем понимании себя невозможно было найти никакого успокоения. Что бы ни происходило, оно происходило именно с нами, и происходило потому, что Дилан сделал то, что сделал.
У нас все еще было мало фактической информации о том, что произошло в школе. Точно мы знали только то, что Дилана видели внутри здания вместе с Эриком во время стрельбы, в результате которой было много жертв, убитых и раненых, а также то, что следовали считали его причастным к преступлению. Я знала, что в этот день мой сын умер, но я не знала точно, что он сделал.
Медленно наматывая круги по темному пригороду, мы с Томом обнаружили, что оба передумали по поводу наших планов на сегодняшнюю ночь. Мы волновались, что тесная связь Джуди с жителями нашей округи будет означать, что мы слишком уж выставляем себя напоказ, остановившись у нее. Также я боялась, что из-за нас будет рисковать ее семья. Нам нужно было место, чтобы укрыться там и предаться горю. Более того, нам нужно было безопасное место, место, чтобы спрятаться.
Будучи родителями, партнерами по бизнесу и супругами, мы с Томом хорошо умели решать сложные организационные задачи, и мы положились на эти умения, пытаясь понять, как справиться с тем, что принесут следующие несколько часов, не говоря уж о следующих нескольких днях. Мы еще не были эмоционально вовлечены в оплакивание Дилана и не пытались понять, что привело его к такому ужасному преступлению, мы еще не вступили на тропу, которую нам не удастся пройти вместе так гладко.
В ту ночь все наше внимание было сосредоточено на самой основной из человеческих потребностей — потребности в убежище. Отели и мотели полностью отпадали, поскольку репортеры толпами съезжались в Денвер. Мы не могли назвать наши запомнившиеся фамилии на стойке регистрации и не могли воспользоваться кредитными картами. Мы не могли покинуть город. Даже если полиция позволила бы нам сделать это, что произошло бы с Диланом?
Вдруг мне в голову пришла мысль. Слишком погрузившись в свою собственную беду, мы едва ли думали о том, через что должны были пройти наши друзья и родные, которые видели, как развивалась вся трагедия, но сводная сестра Тома Рут и ее муж Дон жили в тихом пригороде примерно в двадцати пяти минутах езды от эпицентра трагедии, и они не носили нашей фамилии. Если они согласятся принять нас, то в их доме нам будет хорошо.
Мы не часто виделись с Рут и Доном, хотя они всегда были открыты для нас. Когда мы только переехали в район Денвера, их помощь была просто бесценной. После рождения Дилана Рут единственная навещала меня в больнице, поскольку я едва ли знала в городе кого-то еще.
Рут и Дон были хорошими людьми. Когда дети были маленькими, мы прошли через длинный период болезней, в том числе ветрянку и тяжелый грипп, поражающий одного за другим в течение нескольких недель. В свой день рождения я была так больна, что не могла даже отозваться на звонок в дверь. Я стащила свое тело вниз по лестнице как раз вовремя, чтобы увидеть, как машина Рут въезжает на подъездную аллею. Она привезла целый ужин, приготовленный дома, и даже домашний шоколадный пирог со свечами.
Я была поражена, что мы не подумали о Доне и Рут раньше, и могла объяснить это только моей ослабленной способностью мыслить. Я набрала их номер на сотовом телефоне Тома, когда мы кружили по тихой улице. Дом, мимо которого мы проезжали, выглядел таким гостеприимным и уютным с освещенными окнами, и я могла представить себе детей, которые просят родителей помочь с домашним заданием после того, как суповые миски убраны со стола, и всю эту обычную повседневную суету внутри. Но я знала, что в этот вечер каждая семья в округе смотрит экстренные выпуски новостей о трагедии в школе Колумбайн Хай. В некоторых из этих домов, как и в нашем собственном, уже никогда ничего не будет обычным.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.