Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [22]
К концу зарубежного визита Николая и Александры маленькая русская княжна стала едва ли не самым популярным монаршим ребенком в мире. И, бесспорно, самым богатым. Предполагали, что при ее рождении сумма в 1 миллион фунтов стерлингов (что сегодня соответствует примерно 59 миллионам фунтов стерлингов) была положена на ее имя в виде британских, французских и других ценных бумаг[145]. Николай, несомненно, обеспечил личное состояние для своей дочери, как позднее для всех своих детей, но их состояния были значительно меньше, чем эти заоблачные суммы. Фактически это были те деньги, которые оставил им по завещанию Александр III[146]. Тем не менее, слухи о том, что маленькая русская княжна богата как Крез, привели к появлению в американской прессе причудливых измышлений о том, что Ольга спит в перламутровой колыбели, а подгузники ей закалывают золотыми булавками, усыпанными жемчугом[147].
После этого, проведя в октябре девятнадцать дней с частным визитом у Эрни и его семьи в Дармштадте, Николай и Александра вернулись в Россию по суше на императорском поезде — и сразу же возобновили свою уединенную жизнь в Царском Селе, где в ноябре они отпраздновали первый день рождения Ольги. Александра была снова беременна, и ее вторая беременность также оказалась тяжелой. До декабря она страдала от сильной боли в боку и спине, была опасность выкидыша[148]. Вызвали доктора Отта и акушерку Гюнст, Александре был прописан постельный режим. Было наложено общее ограничение на распространение каких‑либо новостей о ее состоянии, и даже члены императорской семьи узнали о нем не раньше начала следующего, 1897 года.
Когда семь недель постельного режима, показавшиеся долгими и утомительными, наконец истекли, Александре разрешили выезжать на улицу в инвалидной коляске. Она не жалела, что зимний сезон в Петербурге придется пропустить, но для ее имиджа это имело катастрофические последствия. Отсутствие императрицы на светских мероприятиях, равно как и слухи о ее по‑прежнему слабом здоровье сделали свое дело, подрывая и так не слишком большое расположение к ней со стороны общества в России. Стали распространяться россказни и домыслы, основанные на отчаянном желании царицы родить мальчика. Так, согласно одному из таких слухов, ходивших в то время, в Царское Село по предложению жены великого князя Петра Николаевича черногорской принцессы Милицы, которая и сама была поклонницей исцеления верой и оккультизма, привезли «четырех слепых монахинь из Киева». Рассказывали, что эти женщины принесли с собой «четыре свечи, на которые было возложено особое благословение, и четыре фляги с водой из колодца в Вифлееме». Они зажгли эти свечи на углах кровати Александры и окропили императрицу водой из Вифлеема, после этого предсказали ей рождение сына[149].
По другим слухам, к императрице привезли полуслепого калеку по имени Митя Коляба, который, как полагали, обладал сверхъестественной силой (правда, только во время сильных эпилептических припадков), чтобы он сотворил чудо для императрицы. Когда его привели к Александре, он ничего не сказал ей, но позже предсказал ей рождение ребенка мужского пола, за что благодарная императорская чета отправила ему свои подарки[150]. Но ничто не могло ослабить тревогу Александры и снять растущее напряжение, которое лишь усилилось после того, как ее сестра Ирэна, жена принца Генриха Прусского, родила в ноябре второго мальчика, а в январе сестра Николая Ксения родила своего второго ребенка, на этот раз сына.
Хотя в целом ей уже было значительно лучше, Александра еще не находила в себе сил вернуться к своим общественным обязанностям, пусть даже и в инвалидном кресле (приступы ишиаса по‑прежнему мучили ее, вызывая боли в пояснично‑крестцовой области, которые лишь усиливались беременностью). «У меня сейчас неприглядный вид, и я боюсь после Пасхи предстать в таком ужасном состоянии перед императором Австрии, — писала она Эрни. — Я могу ходить не более получаса, дольше не выдерживаю, очень устаю, а стоять я совсем не могу»[151]. Она переносила боль с характерной для нее стойкостью, ибо «может ли быть счастье больше, чем жить для маленького существа, которого ты хочешь подарить своему любимому мужу». Про Ольгу же она писала так: «Малышка растет и пытается разговаривать, прекрасный воздух придает ее щекам приятный румянец. Она, как яркий маленький солнечный лучик, всегда весела и улыбчива»[152].
В конце мая Николай и Александра перебрались в Петергоф, чтобы там дождаться рождения второго ребенка, которое и произошло 29 мая 1897 года. Роды, что вновь принимали доктор Отт и акушерка Гюнст, были на этот раз менее продолжительными, и ребенок тоже был меньше, 8ѕ фунта (3,9 кг), но пришлось опять прибегнуть к щипцам[153]. Однако это опять была девочка. Ее назвали Татьяной. Она была на редкость хорошенькая, с темными вьющимися волосами и большими глазами — точная копия своей матери.
