Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [115]

.

Конечно, отправили за Григорием, и тот вскоре прибыл. Совсем как и раньше, он постоял немного у кровати Алексея и осенил его крестным знамением. Затем он повернулся к Александре и сказал: «Не беспокойся, ничего не случится», — а затем уехал[979]. Она тем не менее сидела с сыном всю ночь и не ложилась спать до 8 часов утра следующего дня. «Через полчаса она встала и пошла в церковь», — писала Татьяна Валентине[980]. На следующий день был вызван специалист, которого звали доктор Поляков, и ему удалось прижечь кровотечение. Алексей оставался в постели до 18 декабря, но был все еще очень слаб. 12‑го числа безутешный Николай вернулся в Ставку в одиночестве.

По мере того как приближалось Рождество 1915 года, Ольга и Татьяна мрачнели: Митю и Володю вскоре должны были выписать из больницы. Девушки просили мать замолвить словечко, чтобы те могли хотя бы остаться на праздник. 26‑го девушки «договорились прийти буквально на часок, чтобы сделать перевязки» в госпитале во флигеле, хотя и не без «тайной мысли» поболтать с Митей и Володей, как прекрасно знала Валентина. Она не могла дождаться отъезда Кикнадзе, который, как она слышала, хвастался своей победой. «Люди сплетничают, они видят, что он постоянно уводит ее в сторону в палате, подальше от остальных… постоянно шепчет ей что‑то тихонько, скрытно, вполголоса». Доктор Гедройц была «в ярости» из‑за его недостойного поведения[981].

30 декабря 1915 года Ольга с сожалением записала в своем дневнике, что «Митя был на комиссии, после пришел, и почти все время вместе сидели, играли в маленькие шашки и так просто. Хороший какой, Господь знает». Вечером она говорила с ним по телефону и услышала новость, которой она страшилась: «Неожиданно получил предписание из полка ехать на Кавказ дня через два»[982].

Глава 16 Жизнь снаружи

К весне 1916 года в Российской империи обострилась ситуация с беженцами. Беженцами стали около 3,3 миллиона человек, многие из которых были евреями, покинувшими черту оседлости из‑за боевых действий на Восточном фронте[983]. Возникла острая необходимость организовать больше лагерей для беженцев, детских приютов, столовых. Великая княгиня Татьяна Николаевна опубликовала в российской прессе прочувствованную просьбу своего комитета о помощи. Она писала:

«Война разорила и разбросала миллионы наших мирных граждан.

Лишенные крова, без куска хлеба, несчастные беженцы ищут убежище по всей земле… Я обращаюсь к вам, ко всем добросердечным людям, с просьбой помочь беженцам физически и морально. По крайней мере утешить их тем, что вы понимаете их и сочувствуете их безграничной нищете. Вспомните слова Господа нашего: «Я взалкал, и вы дали Мне есть мясо; Жаждал, и вы напоили Меня;…Был странником, и вы приняли Меня» {Матфей, XXV:35}[984].

Татьянин комитет не только стремился обеспечить беженцев всем необходимым, но и переписать их и воссоединить семьи, разделенные в результате боевых действий. В частности, он многое сделал для благополучия детей, многие из которых прибывали из зоны боевых действий в плачевном состоянии, слабые от голода и завшивевшие. Комитет создавал для них детские дома и школы. В начале 1916 года в Петрограде под эгидой комитета был открыт седьмой дом для детей‑беженцев и их матерей. Средства на его создание были собраны американцами, живущими в Петрограде, во главе с женой посла США госпожой Джордж Мари; в том же году американцы пожертвовали пятнадцать полевых медпунктов[985]. Британцы также принимали участие в этой работе. В Британский родильный дом в Петрограде они направили группу медсестер и врачей. Комитет, возглавляемый Татьяной, оказывал этому роддому финансовую помощь в размере 1000 рублей в месяц[986].

Через год с лишним после начала войны в зарубежной прессе появилась информация о примерной работе императрицы и двух ее старших дочерей. Ольга и Татьяна были показаны как настоящие героини, «Прекрасные «Белые сестры» на войне», которые возглавляли армию «готовых помочь женщин, несущих белоснежный знак мира и красный крест спасения»[987]. Британский журналист Джон Фостер Фрейзер вспоминал, как «трехдневный День Флага для сбора для беженцев начался большой службой перед Казанским собором.

Идею оказать помощь находящимся далеко пострадавшим от войны высказала великая княгиня Татьяна, которой сейчас семнадцать… Она высокая и темноволосая, красивая и озорная, и русские обожают ее… Когда она начала собирать средства для приобретения питания и одежды для народа Польши, казалось, это было как по мановению волшебной палочки… На обращение прекрасной принцессы нельзя было не откликнуться… Не было в Петрограде витрины, где бы не была выставлена большая фотография этой молодой дамы с мягким сияющим взглядом, смотрящим немного искоса, как будто спрашивая: «Сколько вы пожертвовали?»[988]

Александра с радостью сообщала Николаю 13 января, что Татьянин день именин «отмечался в городе с большой помпой. Был концерт и представления в театре… Вместе с программками продавались портреты Татьяны с автографом»[989]. Деньги, вырученные от продажи открыток с портретами Татьяны, пошли в фонд ее комитета. «Я видел, как пожилые господа прогуливались по Невскому, приколов к своей широкой пухлой груди целый ряд маленьких фотографий княжны, подобно рядам медалей у полицейских Петрограда, — сообщал Джон Фостер Фрейзер, — и это замечательно»