Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [100]
Когда Романовы сходили на берег, их приветствовали гром салюта, флаги, возгласы «ура», музыка военных оркестров. Их с радостью встречали король Кароль с королевой Елизаветой, их племянник, наследный принц Фердинанд, его жена Мария и их дети. Кронпринцесса Мария позже написала своей матери об этом их «большом русском дне», который был интенсивно заполнен, все четырнадцать часов времени, проведенного вместе: церковная служба в соборе, семейный обед в павильоне, ранний ужин с чаем на «Штандарте», военный парад, а вечером гала‑банкет и речи. «С самого начала нас всех приятно удивила Аликс, — рассказывала Мария матери. — Она принимала участие во всем, кроме парада, пыталась улыбаться и была, так или иначе, очень любезна»[831].
Марте Бибеску, близкому другу румынской королевской семьи, все представилось несколько иначе: глаза императрицы, как она вспоминала, «смотрели так, будто они видели всю печаль мира, и, когда она улыбалась… ее улыбка была невыразимо печальна, как те улыбки, которые играют на лицах больных и умирающих»[832]. Что касается четырех сестер, они были «милые» и терпеливо сидели до конца. Ольга очень вежливо отвечала на все вопросы Кароля. Но ее сестрам, как заметил Пьер Жильяр, «было совсем нелегко скрывать свою скуку», и они «не упускали возможности, наклонившись ко мне, хитро подмигнуть, указывая на сестру»[833].
Однако кое‑что насторожило румынскую сторону в дочерях царя, хоть во всех иных отношениях те были очаровательны. Они приехали в Румынию сразу после бесконечных дней, проведенных на солнце в Ливадии, и «были до черноты загоревшими, как угольки, от этого выглядели не лучшим образом»[834]. И, к сожалению, как сказала кронпринцесса Мария матери, они «не сочли их такими уж красивыми»[835]. Марта Бибеску осмелилась даже сказать, что их лица были слишком загоревшими, что было совсем не в моде, и от этого становились «уродливыми, как лица у крестьянок»[836]. По общему мнению, сестры Романовы были «значительно менее хорошенькие, чем мы думали, судя по фотографиям»[837]. У Ольги лицо «слишком широкое, а скулы слишком высокие», — полагала Мария, хотя ей понравилась ее «открытая, немного резковатая манера общаться». Татьяна ей показалась красивой, но закрытой, Мария была приятной, но пухленькой, правда, с «очень красивыми глазами», а внешность Анастасии ей совсем не запомнилась, хотя она заметила, какая та «наблюдательная»[838]. Девочки, казалось, были обречены так и остаться ничем не примечательными в глазах румынского двора. Но выше всяких похвал был их бережный уход за своим скучающим и довольно капризным братом, лицо которого было отмечено «преждевременной мрачностью». Снимая с матери дополнительную нагрузку, девочки развлекали и забавляли Алексея в течение дня, при этом четыре сестры оставались «кланом, державшимся поодаль» от своих румынских кузенов, а присутствие Алексея Деревенько, который следовал за ними тенью, напомнило всем «ужасную правду об этом ребенке»[839].
Хотя Ольга и была, по понятным причинам, «центром притяжения всех взглядов», Кароль, как показалось его матери, «не был особенно внимателен» ни к одной из девочек. Позже было сказано, что ему «не приглянулось широкое и простое лицо Ольги и ее грубоватые манеры»[840]. Разумеется, ни он, ни Ольга не проявили совершенно никакого желания «познакомиться поближе»[841]. И в самом деле, все четыре сестры проявили гораздо больше интереса к брату Кароля, шестимесячному младенцу Мирче, которого Ольга качала на колене на официальных фотографиях, сделанных в тот день. В конце концов, самое неизгладимое впечатление, которое осталось после визита императорской семьи в Констанцу, произвели не девочки, а то, с каким тонким знанием дела озорной царевич за обедом учил двух румынских детей, принца Николу и принцессу Илеану, как плевать виноградными косточками в кувшин с лимонадом в центре обеденного стола[842].
Во время предыдущего визита румын в Санкт‑Петербург Мария и Александра уже переговорили с глазу на глаз и пришли к согласию, что «ни один из нас не мог ничего обещать от имени наших детей… они должны решить сами за себя»[843]. Встретившись и во второй раз с неутешительным результатом, они расстались с улыбкой. Они выполнили свой долг, а остальное «было в руках судьбы». Две семьи совершили прощальную поездку по улицам Констанцы, посмотрев на фейерверки и факельное шествие, но, когда они помахали друг другу на прощание в полночь, казалось маловероятным, чтобы «искра любви зажглась между этими двумя {молодыми людьми}»[844][845].
И только после того как царская семья покинула Констанцу, Марта Бибеску узнала, что у девочек, всех вместе, был секретный план, как сорвать всю эту затею. Они «решили… сделать себя как можно более некрасивыми», и для этого они лежали на солнце без шляп всю дорогу из Ливадии, «с тем, чтобы Кароль не влюбился ни в одну из них»[846].
Семья Романовых вернулась в Царское Село 5 июня. Как раз вовремя, чтобы отпраздновать тринадцатый день рождения Анастасии. После этого был визит британского линейного крейсера эскадры под командованием сэра Дэвида Битти. Это была важная миссия, направленная на дальнейшее укрепление Антанты. Эскадра прибыла в Кронштадт в понедельник, 9 июня, под салют орудий российских эсминцев. Ее приветствовали тысячи прогулочных лодок с развернутыми знаменами, а напротив, на набережной, теснились толпы ликующих россиян. Британский дипломатический корпус в Санкт‑Петербурге ждала «неделя лихорадочного веселья», в течение которой, как призналась Мэриэл Бьюкенен, она ни разу не легла спать раньше 3 часов ночи
