Дневники - [103]
Ведь отчего сделалось бессмысленным писать дневник? Потому что уж с давних пор (год, может быть?) ничего нового сделаться здесь не может; все сделалось до конца, переверт на изнанку произошел. Никакого качественного изменения, пока сидят большевики, — сиди они хоть 10 лет; предстоят лишь количественные перемены, а так как есть точная наука — геометрия, и так как мы имели время наблюдать способы ее приложения, то нет уже никакой надобности и сидеть тут в 20, 21-м году, чтобы точно знать в 20-м году положение в России. Высчитать, когда, во сколько раз будет больше смертей, например, — ничего не стоит, зная цифры данного дня.
Ohe, Bergson! Мы вышли из твоей философии! Кончена imprevisibilite! (Эй, Бергсон!.. Кончена непредвиденность! (франц.) Остался «учет», — по Ленину.
Итак — вот сегодняшние цены, зима 19-20 г., декабрь
(через полгода: втрое, кое-что вчетверо, большая часть — ни за какие деньги).
Фунт хлеба — 400 р., масла — 2300 р., мяса — 610-650 р., соль — 380 р., коробка спичек — 80 р., свеча — 500 р., мука — 600 р. (мука и хлеб — черные, и почти суррогат). Остальное соответственно.
А в «Доме Искусств» — открытие. Был чай, пирожные (всего по сто рублей!), кончилось танцами: Оцуп провальсировал с m-me Ходасевич.
О спекулянтах нашего дома: жирный Алябьев, попавшийся на спирту (8 миллионов) был на краю смерти: спасся выдачей всех на месте расстрела. Теперь собирается «поднимать» к себе икону Скорбящей, молебен служить.
Другой, Яремич, пока расцветает: сидит уже в барской квартире, по нашей лестнице, обставил себя нашим пианино, часами И. И., чьим-то граммофоном, который непрерывно заводит, — и покровительственно «принимает» Диму.
Третий, primo-speculanto, ступенькой повыше, — Гржебин, — обставил себя награбленным у писателей. Тоже принимает «покровительственно», но старается изо всех сил, хотя и безуспешно, сохранить «оттенок благородства».
Люди ли это?
Я уже предпочитаю Г. из Смольного, из Военной Секции. Он очень интересен. Когда-нибудь напишу о нем подробно. Важная шишка. Русский. Выслужился из курьеров. Очень молод. Знает Достоевского наизусть. Любит Дмитрия. Почти обиделся, когда я спросила, знает ли он меня... Все понял, подписывая нам командировку, хотя «слово» между нами не было сказано...
Не коммунист, т.е. не записан в партию, потому что — «я верующий. Христианин». При записи в ком. партию нужно, оказывается, какое-то отречение...
О Г. я напишу впоследствии подробнее, и напишу с удовольствием... А теперь коснусь, кстати, того, чего я намеренно здесь еще не касалась.
Церкви.
Очень много можно тут сказать. Но я ограничусь самыми краткими словами и фактами. И эти-то факты упоминать тяжело.
Следует, говоря о данном моменте, разделить так:
1) Православие, Церковь, — иерархия.
2) Народ.
3) Тактика большевиков.
Летнее письмо патриарха, унизительное и заискивающее, к «Советской Власти», «всегда бережно относившейся» и т.д.
Большевики с упоением напечатали его во всех газетах, но не преминули снабдить своими победно-ликующими комментариями. На униженную просьбу «не расстреливать священников» ответили просто ляганьем. С другой стороны здешний митрополит, при той же, лишь более скрытой политике, ходит пешком, одемократился, и благосклонен к интеллигентному кружку некоторых священников вроде А. В. и Е., пустившихся в новшества и делающихся все популярнее. Св. А. В. (мы его знали еще студентом) склоняется к кликушеству (говорю резко) — им поработилась даже Анна Вырубова, знаменитая «дочь Гришки Распутина» когда-то. Измученная интеллигенция влечется туда же.
Священники простецкие, не мудрствующие, — самые героичные. Их-то и расстреливают. Это и будут настоящие православные мученики.
Народ? Церкви полны молящихся. Народ дошел до предела отчаяния, отчаяние это слепое и слепо гонит его в церковь. Народ русский никогда не был православным. Никогда не был религиозным сознательно. Он имел данную форму христианства, но о христианстве никогда не думал. Этим объясняется та легкость, с которой каждый, если ему как бы предлагается выход из отчаянного положения — записаться в коммунисты, — тотчас сбрасывает всякую «религиозность». Отрекается, не почесавшись.(Даже Г. удивлялся).
Невинность ребенка или идиота. Женщины в особенности. Внешние традиции у многих под шумок хранятся. Так — любят венчаться в церкви. Не жалеют на это денег и очень хитрят. Ну, а кому все равно нет выбора, все равно отчаяние и некуда идти — идут в церковь. Кланяются, крестятся, — молятся, в самом деле молятся, ибо Кому-то, Кого не знают, несут душу, полную темного отчаяния.
Большевики сначала грубо наперли на Церковь (истории с мощами), но теперь, кажется, изменяют тактику. Будут только презирать, чтобы ко времени, если понадобится, и Церковь использовать. Некоторые, поумнее, говорят, что потребность «церковности» будет и должна удовлетворяться «их церковью» коммунизмом. Это даже по чертовски глубоко!
Написала — и как-то мне стало противно. Почти невыносимо говорить об этом! Страшно.
Вот что надо не забыть. Вот чего не знают те, которые не сидят с нами, гуляют на свободе. Русские ли они? Я склонна думать, что они перестали быть русскими. Русские только мы, только в России.
Давным-давно на севере жила принцесса, которой хотелось найти то, что сильнее времени…
Богема называла ее «декадентской Мадонной», а большевик Троцкий — ведьмой.Ее влияние на формирование «лица» русской литературы 10–20-х годов очевидно, а литературную жизнь русского зарубежья невозможно представить без участия в ней 3. Гиппиус.«Живые лица» — серия созданных Гиппиус портретов своих современников: А. Блока, В. Брюсова, В. Розанова, А. Вырубовой…
Поэтесса, критик и демоническая женщина Зинаида Гиппиус в своих записках жестко высказывается о мужчинах, революции и власти. Запрещенные цензурой в советское время, ее дневники шокируют своей откровенностью.Гиппиус своим эпатажем и скандальным поведением завоевала славу одной из самых загадочных женщин XX века, о которой до сих пор говорят с придыханием или осуждением.
Поэтесса, критик и демоническая женщина Зинаида Гиппиус в своих записках жестко высказывается о мужчинах, революции и власти. Запрещенные цензурой в советское время, ее дневники шокируют своей откровенностью. Гиппиус своим эпатажем и скандальным поведением завоевала славу одной из самых загадочных женщин ХХ века, о которой до сих пор говорят с придыханием или осуждением.
Впервые издастся Собрание сочинений Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869–1945), классика русского символизма, выдающегося поэта, прозаика, критика, публициста, драматурга Серебряного века и русского зарубежья. Многотомник представит современному читателю все многообразие ее творческого наследия, а это 5 романов, 6 книг рассказов и повестей, 6 сборников стихотворений. Отдельный том займет литературно-критическая публицистика Антона Крайнего (под таким псевдонимом и в России, и в эмиграции укрывалась Гиппиус-критик)
Зинаида Николаевна Гиппиус — удивительное и непостижимое явление "Серебряного века". Поэтесса, писательница, драматург и критик (под псевдонимом Антон Крайний), эта поразительная женщина снискала себе славу "Мадонны декаданса".Долгое время произведения З.Гиппиус были практические неизвестны на родине писательницы, которую она покинула в годы гражданской войны.В настоящее издание вошли роман "Чертова кукла", рассказы и новелла, а также подборка стихотворений и ряд литературно-критических статей.
Книга Аллы Зубовой «Под знаком Стрельца» рассказывает о знаменитых людях, ставших богатейшим достоянием российской культуры ХХ века. Автору посчастливилось долгие годы близко знать своих героев, дружить с ними, быть свидетелем забавных, смешных, грустных случаев в их жизни. Книга привлечет читателя сочетанием лёгкого стиля с мягким добрым юмором. Автор благодарит Министерство культуры РФ за финансовую поддержку.
В книгу Е. В. Юнгер, известной театральной актрисы, вошли рассказы, повествующие об интереснейших и значительных людях принадлежащих искусству, — А. Блоке, Е. Шварце, Н. Акимове, Л. Колесове и других.
Я не хочу, чтобы моя личность обрастала мифами и домыслами. Поэтому на этой страничке вы можете узнать подробно о том, кто я, где родилась, как выучила английский язык, зачем ездила в Америку, как стала заниматься программированием и наукой и создала Sci-Hub. Эта биография до 2015 года. С тех пор принципиально ничего не изменилось, но я устала печатать. Поэтому биографию после 2015 я добавлю позже.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Гений, которого мы никогда не понимали ... Человек, которого мы никогда не знали ... Правда, которую мы никогда не слышали ... Музыка, которую мы никогда не забывали ... Показательный портрет легенды, описанный близким и доверенным другом. Резонируя с непосредственным присутствием и с собственными словами Хендрикса, эта книга - это яркая история молодого темнокожего мужчины, который преодолел свое бедное происхождение и расовую сегрегацию шестидесятых и превратил себя во что-то редкое и особенное. Шэрон Лоуренс была высоко ценимым другом в течение последних трех лет жизни Хендрикса - человеком, которому он достаточно доверял, чтобы быть открытым.
Мы спорим о смертной казни. Отменить или сохранить. Спорят об этом и в других странах. Во Франции, к примеру, эта дискуссия длится уже почти век. Мы понимаем, что голос, который прозвучит в этой дискуссии, на первый взгляд может показаться как бы и неуместным. Но почему? Отрывок, который вы прочтете, взят из только что вышедшей во Франции книги «Черный дневник» — книги воспоминаний государственного палача А. Обрехта. В рассказах о своей внушающей ужас профессии А. Обрехт говорит именно о том, о чем спорим мы, о своем отношении к смертной казни.