Дневники - [5]
В пыльных архивах центрального елабужского ЗАГСа сохранилась бумага, в которой Георгий Сергеевич Эфрон просит о разрешении "похорон своей матери, Цветаевой Марины Ивановны, умершей тридцать первого августа 1941 года, в результате асфиксии (суицид)." Приложено и свидетельство о смерти, заверенное врачом первой городской больницы Елабуги. Косвенным фактом присутствия Мура на похоронах было, на мой взгляд и то, что там были и все его немногие друзья, например, Вадим Сикорский.
Просто потрясенная память сгладила восприятие присутствия Мура у всех зрительно - каждый из них пребывал в шоковом состоянии: они даже забыли принести цветы. 4 сентября Мур приезжает в Чистополь, останавливается у Асеевых, а уже 10 сентября он оказался в Чистопольском доме - интернате.
"Там он все время был на людях,- пишет Мария Белкина в своей книге "Скрещение судеб", - к чему вовсе не привык, - столько детей всех возрастов, воспитательницы, учителя, все время чей-нибудь любопытствующий, изучающий взгляд…
Он так выделялся среди этих мальчишек и девчонок, так не подходил к их компании, и потом - все знали необычность его судьбы, его трагедию, и он знал, что все это знали, и еще больше замыкался.
Мур слонялся неприкаянный, одинокий, чужой всем, с утра уже в тщательно начищенных башмаках, в костюме, при галстуке, аккуратно причесанный. Он очень следил за своей внешностью, а все вокруг были нестриженые, кое-как одетые, у всех были какие-то общие интересы, дружбы, драчки, склочки, свои дела, а он был слишком не их, слишком взрослым для них. В школе на уроках он скучал и оживлялся только, когда начинал кому-нибудь из мальчишек - на девчонок он вообще не обращал внимания - рассказывать о Париже. Он ходил к Асееву, тот читал ему главы своей новой поэмы. В дневнике Мур отметил, что поэма Асеева - хорошая.
Стали набирать учеников в школы ФЗО - не хватало рабочих на фабриках и заводах.
В интернат пришли выяснять, кому из мальчишек и девчонок уже 16 лет, у кого есть паспорт. У Мура паспорт был, но Анна Зиновьевна Стронова -директор интерната - скрыла эт,о и сказала Муру, что он может не тревожиться: она не отдаст его в ФЗО и он будет продолжать учиться в общеобразовательной школе." Он тосковал по матери, но прятал эту острую, гложущую, безмерную тоску, глубоко в себя, сам себе в ней боялся сознаться. Холодные, чересчур спокойные строчки его дневника. - не здесь ли ранимость, уязвленность, в этих чересчур взрослых строчках?
" 19 сентября 1941 года "Льет дождь. Думаю купить сапоги. Грязь страшная.
Страшно все надоело. Что сейчас бы делал с мамой? Au fond* (действительно, точно, в сущности - фр. - автор) она совершенно правильно поступила, дальше было бы позорное существование. Конечно, авторучки стащили. Пришла открытка от В.
Сикорского, нужно написать ему доверенность на получение в милиции каких-то драгоценностей М. И. Сейчас напишу…" 21-го в Чистополь прибыл из Москвы директор Литфонда Хмара. Он встречается с Муром и советует ему уехать в Москву. Он говорит, что школы в Москве работают нормально, бомбежки почти прекратились и Мур там вполне сможет учиться. Мур недоумевает, почему, собственно говоря, 10-го тот же Хмара дает распоряжение зачислить его в интернат в Чистополе, а теперь, 21-го, советует возвращаться в Москву?! Хмара объясняет, что когда пришло известие о смерти Марины Ивановны, то в Литфонде решили что надо забрать его из Елабуги и поместить в интернат, но теперь, быть может, Муру было бы лучше все же в Москве, а не здесь, в Москве у него родственники… А Муру действительно осточертел Чистополь, и он рад был удрать. 22-го Хмара дает ему нужные бумаги для отъезда. 28-го Мур уехал.
В интернате вздохнули с облегчением. Прежде чем встретиться с Муром, Хмара уже все разузнал о создавшейся обстановке. От Мура просто хотели избавиться, и вовсе не потому, что близкие его были репрессированы: жили же в интернате дети, родители которых сидели в лагерях:Хотели избавиться от самого Мура, от его Сути, Духа, Характера, столь чужеродного для чистопольского "общежития", где крадутся ручки, от несделанности его по общему образу и подобию. Боялись нести за него ответственность. Его хотели сбыть с рук, как сбыл его с рук и Асеев, в Чистополе.
Но, направляя Мура в Москву, Хмара должен был знать, что в Москве не прописывают, Прибыв в Москву 30-го, после "кошмарного путешествия", Мур сразу столкнулся с этой проблемой. 8 октября он записал в дневнике, что обращался за помощью к Эренбургу и тот сказал, что прописать его в Москве нельзя, и что его отправят либо обратно в Чистополь, либо в Среднюю Азию. 11 октября, после долгих хлопот и записки Лебедева - Кумача в ГУВД Москвы, - Мур обратился к нему с письмом сам -, его прописывают, наконец - то в Москве у тети,:но 12 октября в столице начинается всеобщая паника, эвакуация, и Мур попадает все - таки в Ташкент.
Это, пожалуй, самая тяжелая полоса в его жизни - Ташкент: толпы беженцев, палящее солнце, разноцветные палатки - шатры на улицах, восточные базары с изобилием еды: Денег было не очень много, продукты получали по карточкам, по талонам, магазины были закрыты, превращены в распределители, распределители разбиты по категориям, население разбито по категориям. Кому полагался совнаркомовский паек, кому литер А, кому литер Б, а кто был безлитерный - просто хлебная карточка, продовольственная карточка, по которой почти ничего не давали, разве что четыреста граммов хлопкового масла в месяц, да пятьсот граммов риса, да кусок стирального мыла. Жидкий суп - лапша, больше похожий на воду, кофе из желудей, чай из моркови, кусок тяжелой, непропеченной лепешки - вот что предлагала по спецлитерным карточкам столовая Союза Писателей, эвакуированного в Ташкент. От такого обеда уже кчерез два час сводило желудок голодными спазмами.
«Пишите, пишите больше! Закрепляйте каждое мгновение… – всё это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души», – писала совсем юная Марина Цветаева. И словно исполняя этот завет, ее сын Георгий Эфрон писал дневники, письма, составлял антологию любимых произведений. А еще пробовал свои силы в различных литературных жанрах: стихах, прозе, стилизациях, сказке. В настоящей книге эти опыты публикуются впервые. Дневники его являются продолжением опубликованных в издании «Неизвестность будущего», которые охватывали последний год жизни Марины Цветаевой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поколение шестидесятников оставило нам романы и стихи, фильмы и картины, в которых живут острые споры о прошлом и будущем России, напряженные поиски истины, моральная бескомпромиссность, неприятие лжи и лицемерия. Их часто ругали за половинчатость и напрасные иллюзии, называли «храбрыми в дозволенных пределах», но их произведения до сих пор остаются предметом читательской любви. Новая книга известного писателя, поэта, публициста Дмитрия Быкова — сборник биографических эссе, рассматривающих не только творческие судьбы самых ярких представителей этого поколения, но и сам феномен шестидесятничества.
Имя Всеволода Эмильевича Мейерхольда прославлено в истории российского театра. Он прошел путь от провинциального юноши, делающего первые шаги на сцене, до знаменитого режиссера, воплощающего в своем творчестве идеи «театрального Октября». Неудобность Мейерхольда для власти, неумение идти на компромиссы стали причиной закрытия его театра, а потом и его гибели в подвалах Лубянки. Самолюбивый, капризный, тщеславный гений, виртуозный режиссер-изобретатель, искрометный выдумщик, превосходный актер, высокомерный, вспыльчивый, самовластный, подчас циничный диктатор и вечный возмутитель спокойствия — таким предстает Всеволод Мейерхольд в новой книге культуролога Марка Кушнирова.
За годы работы Стэнли Кубрик завоевал себе почетное место на кинематографическом Олимпе. «Заводной апельсин», «Космическая Одиссея 2001 года», «Доктор Стрейнджлав», «С широко закрытыми глазами», «Цельнометаллическая оболочка» – этим фильмам уже давно присвоен статус культовых, а сам Кубрик при жизни получил за них множество наград, включая престижную премию «Оскар» за визуальные эффекты к «Космической Одиссее». Самого Кубрика всегда описывали как перфекциониста, отдающего всего себя работе и требующего этого от других, но был ли он таким на самом деле? Личный ассистент Кубрика, проработавший с ним больше 30 лет, раскрыл, каким на самом деле был великий режиссер – как работал, о чем думал и мечтал, как относился к другим.
Содержание антологии составляют переводы автобиографических текстов, снабженные комментариями об их авторах. Некоторые из этих авторов хорошо известны читателям (Аврелий Августин, Мишель Монтень, Жан-Жак Руссо), но с большинством из них читатели встретятся впервые. Книга включает также введение, анализирующее «автобиографический поворот» в истории детства, вводные статьи к каждой из частей, рассматривающие особенности рассказов о детстве в разные эпохи, и краткое заключение, в котором отмечается появление принципиально новых представлений о детстве в начале XIX века.
Николай Гаврилович Славянов вошел в историю русской науки и техники как изобретатель электрической дуговой сварки металлов. Основные положения электрической сварки, разработанные Славяновым в 1888–1890 годах прошлого столетия, не устарели и в наше время.
Книга воспоминаний известного певца Беньямино Джильи (1890-1957) - итальянского тенора, одного из выдающихся мастеров бельканто.