Дневники 1930-1931 - [173]

Катер тащил шесть <1 нрзб.> с ивасями.

На всем пастбище, на всей желтой сопке наверху стояла одна, одинокая погребальная сосна, и от нее резкая тень неподвижная была.

Как рогач на чистом месте перехватил оленуху, совсем как в горелки, и догнав — ничего и даже отошел.

24 Окт<ября>. Хлопотал о номере, обеде, в зверосовхозе опять почуял, что Батурина нет, хочется крикнуть: Батурин! (Разложение: деревня + разложение человека. Матвеев похож на шулера, поумней всех (промблема).

«Промблема» двух уволенных егерей (не Левчук ли спроворил, а то почему же: «не боги горшки обжигают, и в 25 л. командовал армией»).

Вечером был Феклин: помзав морбазы.

Вот еще: когда Литвинов упомянул Мантейфеля, Матвеев оговорил: «не Мантейфель, а массы». Следовательно, борьба с «личным» проникла в глубочайшие недра «масс». «Разве дело в единице, — сказал т. Матвеев, — дело в массе, мы должны расценивать единицы с точки зрения целевой установки в плане общей наметки творчества масс, нам не единицы, а нужно взять массы под упор».

25 Окт<ября>. Гроза (единственная и то…).

Тайфунчик. В садике на ясени и на мелколиственном клене трепещут последние листики, но пирамидальный тополь весь цел и зелен. Точно так же много сюрпризов можно встретить и по месту: там на юру кончилась всякая жизнь, а где-нибудь под защитой гор сохранилась в полной свежести виноградная лоза…

Всем на свете известный евангельский рассказ о вере в горчичное зерно^{280}, достаточной для того, чтобы человек мог привести в движение гору, у нас в настоящее время во всем СССР повторяется в словах: «нет объективных причин». О, как я искренно всей душой приветствую.

Кто у нас в СССР теперь не знает, что для человека в его творчестве нельзя ссылаться на «объективные причины». О, как я это приветствую. И кажется, из всех евангельских рассказов с детства всех ближе мне было о вере в горчичное зерно, достаточной, чтобы человек повелевал горами, а не ссылался в своей слабости на объективные причины. Но признаюсь, что чем старше я становлюсь, тем проклятые объективные причины, сцепляясь одна с другой, как звенья железной Кащеевой цепи, неумолимо подводят меня к объективным причинам. Вот кусок морской капусты без умысла буржуазии и влияния Тихого океана случайно встретился с пароходом «Желябов», намотался на лаг, и лаг соврал.

— Разве это не объективная причина? — спросил я «Желябова».

И он мне ответил после раздумья:

— Нет (следует рассказ о том, как он победил 500 человек).

После большой грозы стало, как у нас, ясно, чисто, явились нежные разноцветные облака, и перспектива гор стала во всех тончайших переходах от голубых к фиолетовому и опять к голубому небу и морю, разделенная белым горизонтом. Но к вечеру подул ледяной ветер. И так это всегда на Д. В.: после теплого дождя непременно холод, ветер, мороз. И сколько дней снега, столько потом ветра.

Вечером был у Конст. Георг. Абрамова и ел ветчину из пятн. оленя. В лице его туча идет на заполярн. зверокомбинат и его героя Батурина. Никто не отрицает, что Матвеев может оказаться просто актером и даже беспартийным. Это явление (вопреки такому плотному коллективизму, что без глаза и осуждения рюмки водки не выпьешь) могло произойти будто бы вследствие того, что Пушсиндикат наследовал от Госторга его навыки (выспросить детально у Абр.). По словам Абрамова теперь место Пушсиндиката должна занять кооперация.

Инфантильный романтизм: на фоне погони за длинным рублем в атмосфере авантюризма, халтуры и охотничьего инфантильного романтизма явился проект островного звероводства.

В чем сила Батурина? [NB. Есть натуры: уступая, оскорбляясь в глубине души, оскорбляя, унижая себя своей трусостью и подлостью, лелеет мечту этим отступлением дождаться падения врага своего и своего торжества.] А между тем, дела никто не знает и каждого «актера» легко обойти охотничьим виноградом. Так обошел Батурин Никитина. А людей нет. Ученых от работы сбивают постройками (переделывать старую фанзу). Собрать материалы о распадении испыт. станции. Лозунг: «полупарк!» И теперь возможно возвращение к мелкой ферме оленьего хозяйства. Еще цело 5% знатоков этого дела.

Желудь — все едят (и рябчики).

Олени — к самой воде.

26 Окт<ября>. Тихий, холодный и чрезвычайно яркий день, каких в это время никогда не бывает у нас. Ну, просто диву даешься, что при таком ярком свете многие деревья стоят совершенно без листьев или с остатками желтеньких.

Так вот почему цвета осени здесь такие яркие: свет не такой.

(Суббота 1-е — Воскр. — понед. — 4-го ехать во вторник.)

Еще вот что: вчера утром была гроза очень сильная, стеной дождь, а вечером холод, мороз такой, что с трудом просунул кувшин в бочку с дождевой водой.

Лес

Стрижи на горе — так всё: наши стрижи, но только наши поменьше, наши не так сильно визжат при полете, и так все будто чуть-чуть сдвинуто с места, вот тоже дрозды показались совершенно как наши, но наши трещат, а эти как-то по-своему.

Кедровка трещала, провожая какого-то зверя.

Море при помощи тайфунов сотни тысяч лет било в скалу и добилось жизни: скалы растрескались, и оттуда вышли цветы, а потом и дубки. Море добилось жизни, но что это за жизнь на скале! Те дубки, что были ближе к морю, и думать не смели поднять головы вверх, они росли лежа, ползли тонкими стеблями прочь от моря и были похожи на волосы, гладко расчесанные на голове. Эти волосы-дубки чем дальше, тем выше поднимались и еще дальше достигали роста человека, но выше роста человека на скале никто не смел подняться — чуть повыше и засыхал. Так у людей семьи бывают: дети растут до