Дневники 1923-1925 - [126]

— А ведь это не простой человек.

С этим мы все согласились и так решили, что был он человек, и потом у него все кончилось, и когда все кончилось, то вот явилось это: ходить и радоваться цветущей природе, букетам желтых цветов, рыбе, утке, бору. Нам было очень хорошо, и мы все дружно сказали:

— И хорошо!

Мы взяли желну в брачном наряде, крякового селезня, и раз я промахнулся от качанья лодки в налетевшую скопу. При выходе из реки возле знакомой нашей ивы, где было так много уток, в густых болотных кустах рявкнул водяной бык: вберет в себя воздух и ух! раз, два, три, помолчит минут десять и опять ух! бывает до трех раз, до четырех, больше шести мы не слыхали. На воде этот звук такой ужасной силы, что кажется, будто это самое меньшее гиппопотам, и просто жаль становится своему знанию: выпь, безделушка.

Озеро и вечером было совершенно тихое, но напуганные рассказом о вёрткости усольских лодок и внезапных бурях на озере, мы решили плыть, не упуская из виду темной линии берега. В тишине на воде была слышна вся жизнь большого озера, и если бы научиться узнавать значение всех этих звуков, то много бы можно было порассказать, и мы уже теперь много знали: там трещал чирок в быстром полете за самкой, там слышался рокот крякового селезня подплывающего, и потом он ее топтал и душил, у черней было какого почти по-вороньему, свиязи посвистывали, — а то вдруг гомон всех невидимых стай — непонятное. Из леса чуть доносился соловьиный рокот и концерты зеленых лягушек. Журавли крикнули, хорошо, через все почти озеро было их слышно.

На фоне зари, привыкнув к полумраку, мы все-таки различали, как там и тут покажется обманчивая, исчезающая шея нырка. Что-то караулила в воздухе большая ночная птица — скопа или сова? Вдруг недалеко от берега в розовом всплеске воды сверкнуло белое брюхо небольшой щуки и показалась огромная черная голова схватившей ее большой. Сверху на эту возню мгновенно бросилась та большая птица, скопа или сова? Верно, она хотела ударить в маленькую щуку, но впустила коготь в большую. Все было видно только на одно мгновенье, но очень отчетливо: птица била о воду крепкими крыльями, стараясь вытащить щуку, но она была сильнее и тянула ее в воду и утянула. Сейчас же наша лодка приплыла к этому самому месту, и тут была воронка и везде пузырьки, выходившие из родников.

А это [лягушки] были озерные, в утином царстве, почему там был такой гомон всей силой, разными голосами?

Потом облака закрыли весь свет зари и звезд, едва-едва стала различима темная полоса леса, и я, не имея никакой точки впереди, правил просто налево, против посолони^{148}. Каждый раз, когда ухал водяной бык, мы принимались считать, дивясь этому звуку и загадывая: сколько раз ухнет. Было удивительно слышать за две версты, потом за три, и так все время не прекращалось, и за семь верст, когда уже слышалось пение бесчисленных соловьев Ботика, отчетливо ухал и водяной бык. Только уж когда мы вышли на берег, общий хор соловьев Ботика закрыл этот звук.

Мы еще не успели поужинать, как вдруг наружная дверь с шумом открылась: сильнейший ветер затрепал деревья, зашумело озеро, полил дождь. И, вспомнив на высоком берегу того человека с удочкой [в кустах] в глухом болотном углу, где жил водяной бык, мы сказали:

— Как же он-то теперь ночует?

Но, вспомнив и свои лесные приключения, ответили:

— Где-нибудь под елкой.

15 Мая. И опять тихое влажное утро. Днем переменно. Пух летит (массовое рассеивание семян ив), как снег. После заката озеро осталось все синее с легким румянцем. Прекрасно было это тихое озеро, лицо леснины, но если бы стало оно лицом человека: синее с легким румянцем, какое бы это было страшное лицо!

16 Мая. Ботик с каждым днем все больше и больше оказывается публичным местом (Петров дух).

Ясное росистое утро. Еще не поблекли цветы черемухи, а яблоня в полном цвету и желтая акация. Все цветет вместе. Прилетели стрижи.

После полудня ветер переменился, стало холодно, небо закрылось синими тучами. Погода резко переменилась. Вероятно, начались майские холода.

Обсуждая с М. П. предстоящую нам на 14 Июня экскурсию в Нагорье ко дню Крапивного заговенья, решили, чтобы не утомляться ходьбой, «ехать на попе» (то есть на лодке, а безработный поп будет грести). И мало-помалу при обсуждении этой поездки явилась мысль превратить ее в экспедицию по рекам Нерли и Кубре (Кубря — кубрится). Так будет изучено Залесье («древляне»), а после можно проехать по другой Нерли к «полянам».

Озера, как глаза. Если мальчишка сикает, ему говорят: ссышь в глаза матери. Ростовское и Переславское озера — два глаза Суздальской земли.

Великороссы:

Люди там лучше, где было меньше всего драки за власть, больше всего дралась за власть Великороссия, и потому, может быть, нет на Руси более неприятного народа, чем великороссы.

Из Ключевского:

«Великорусское племя вышло не из продолжавшегося развития этих старых областных особенностей, а было делом новых разнообразных влияний, начавших действовать после этого разрыва народности, притом в краю, который лежал вне старой коренной Руси и в XII веке был более инородческим, чем русским краем».