Дневники, 1862–1910 - [72]
Когда они приехали и объявили мне, что в Москву не поедут, а будут жить в степи, я пришла в ужас. Всю зиму врозь, да еще 30 верст от станции, Левочка с его припадками желудочной и кишечной боли, девочкам в этом уединении, а мне с вечным беспокойством о них. Меня это до того поразило! Едва один вопрос кое-как, с болью, разрешился – во имя того, чтоб Левочке не так трудно было жить в Москве, я согласилась на напечатание его заявления о XII и XIII томе сочинений, – и опять новый вопрос, новое решение! Я заболела от этого.
С другой стороны, Лева написал, не зная еще о решении ехать к Раевскому, чтоб мы все оставались в Ясной, что мой приезд в Москву помешает им троим учиться, что я совсем не нужна. Это был новый предлог моему горю. 29 лет жила я только для семьи; отреклась от всего, что составляет радость и полноту жизни всякого молодого существа, и стала никому не нужна. Сколько я плакала всё это время! Видно, я очень плоха; но как же я так много любила, а любовь считается хорошим чувством…
Вечером сегодня читала с Сашей, играла с ней и Ванечкой, рассказывала им картинки и истории. Днем сажали за Чепыжем 2000 елочек, завтра будут сажать 4000 берез. Еще я взяла Никиту и Митю и сажала в саду кое-что: сосны, ели, лиственницы, березы и зубчатые ольхи. Завтра буду еще сажать. В Москву собираюсь 20-го. Страшно не хочется ехать! Не знаю, что будут делать Левочка и девочки, совсем не знаю. Вопрос о столовых для меня сомнителен. Ходить будут здоровые, сильные, свободные люди. Дети, роженицы, старики, бабы с малыми детьми ходить не могут, а их-то и надо кормить.
Когда Левочка не печатал еще своего заявления о праве всех на XII и XIII тома, я хотела дать 2000 на голодающих, предполагая где-нибудь, избрав местность, выдавать на бедные семьи по столько-то в месяц пудов муки, хлеба или картофеля на дом. Теперь я не знаю, что буду делать. По чужой инициативе и с палками в колесах (заявление) действовать нельзя. Если дам денег, то в распоряжение Сережи: он секретарь Красного Креста в их местности. Его прямое дело – служить делу голода, он свободен, честен и молод, и он там на месте.
16 октября. Была в Туле, окончила раздел с Соколовой, женой священника; не знаю, утвердит ли старший нотариус. Еще хлопотала о нашем семейном разделе у нотариуса Белобородова. Всё это крайне скучно и тяжело. Выпал с утра снег, ездила на розвальнях, парой, приехала, было 8>0 мороза. У границы раскинуты шатры и стоят цыгане: дети, куры, поросята, штук 40 лошадей и толпа людей. Девочки пошли к ним, привести их в кухню флигеля.
Вчера ночью Левочка отослал статью «О голоде» в журнал Грота «Вопросы философии и психологии». Сейчас Саша и Ваня вынимали жребий: за Сашу – она сама, ей достался левый участок Бистрома; за Андрюшу и Мишу вынимал Ванечка. Мише достался Тучковский участок, а Андрюше – правый Бистрома и…
Ездила я к Сереже и Илье 13-го числа. Первый день провела с Соней, вечером приехал Илья. Тяжелое они на меня произвели впечатление. Любви между ними мало, интересы низменные, хозяйство плохо. Илья имеет подавленный и несчастный вид, его очень жаль. Кто из них виноват, бог знает, но счастья у них мало. Хуже же всего – маленький Николай. Он прямо заброшен и заморен матерью: она дурная мать и не любящая – это бросается в глаза. Анночка удивительно мила. А Николай маленький умрет или будет урод, и это мне как камень на сердце.
Сережа весел, спокоен и хорош во всех отношениях. Я у него всё осмотрела, так хотелось внести что-нибудь в его жизнь, чтоб ему было еще лучше. Он занят службой земского начальника и теперь секретарем Красного Креста. У него чисто, уютно; привычки порядочного человека, хотя всё бедно и скромно. Дай бог ему силы подольше жить хорошо.
Лева вдруг загорелся ехать в Самару по случаю голода. Его беспокойство меня смущает; опять метаться, бросать университет и с пустыми руками лететь на неизвестность – как деятельность.
Мне дирекция петербургских театров отказала в выдаче поспектакльной платы за «Плоды просвещения». Я очень злилась и на дирекцию, и на Льва Николаевича, лишившего меня радости отдать эти деньги на голодающих. Вчера написала министру двора Воронцову, прося его о выдаче этой платы, не знаю, что из этого выйдет. Укладываемся, собираемся в Москву, скучно, нездоровится, во всем на свете и в семье чувствуется разлад. Народный голод лежит тяжелым гнетом на всем и на всех.
19 октября. Полная апатия. Не еду, не укладываюсь, весь день рисовала Ване книжку. Тут Петя Раевский, Попов (темный) и еще какой-то прохожий интеллигентный человек, идет от Сютаева; мрачный, недовольный, разочарованный и больной. Левочка странно эгоистично весел. Весел жизненно, телесно, а не духовно.
12 ноября. С 22 октября я в Москве с Андрюшей, Мишей, Сашей и Ваней. 26-го Левочка-муж уехал с дочерьми в Данковский уезд, к Иван Иванычу Раевскому в имение Бегичевка, а 25-го Лева-сын уехал в Самарскую губернию в село Патровку. У всех было одно на уме и на душе: помогать народному голоду. Долго мне не хотелось пускать их, долго мне страшно и тяжело было расставаться со всеми, но в душе я сама чувствовала, что это надо, и согласилась. Потом я им даже послала 500 рублей, прежде дав 250. Лева пока взял только 300, и в Красный Крест я дала 100 рублей. Всё это так мало в сравнении с тем, сколько нужно!
В этом издании раскрывается личная жизнь Софьи Андреевны и Льва Толстого. Как эта яркая незаурядная женщина справлялась с ролью жены великого мужа? С какими соблазнами и стремлениями ей приходилось бороться? Так прекрасна ли жизнь с гением? В дневниках читатель найдет ответы на все эти вопросы.
Семейные традиции в Ясной Поляне охраняла Софья Андреевна Толстая. Ее «Кулинарная книга» тому подтверждение. Названия блюд звучат так: яблочный квас Марии Николаевны – младшей сестры Л. Н. Толстого; лимонный квас Маруси Маклаковой – близкой знакомой семьи Толстых; пастила яблочная Марии Петровны Фет и, конечно, Анковский пирог – семейного доктора Берсов Николая Богдановича Анке. Толстая собрала рецепты 162 блюд, которыми питалась вся большая семья. Записывали кулинарные рецепты два человека – сама Софья Андреевна и ее младший брат Степан Андреевич Берс.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.