Дневник загорающей - [20]

– Что еще за парень? – поинтересовался Мейсон.

– Из полиции. Может, из ФБР. Точно не могу сказать, но определенно откуда-то оттуда. Он приходил ко мне полдюжину раз. Терпелив, вежлив, настойчив, несколько раз просил меня повторить события того дня. Я уже все ему рассказал, а потом несколько дней назад он появился снова – и тут я вспомнил о пачке тысячедолларовых и цифре «пять», окруженной единицами, а впереди – только нули.

– Вы уверены в последовательности цифр?

– Абсолютно. Как только я вообще это вспомнил, номер банкноты очень четко появился у меня перед глазами.

– И это единственный номер тысячедолларовых, который есть в полиции?

– Насколько мне известно, да. Мистер Мейсон, я же говорил вам – это улица с односторонним движением: ты даешь им информацию, а они тебе шишь.

– Спасибо. Я пытаюсь уяснить все случившееся, как, впрочем, и полиция.

Несколько минут они ехали молча, затем Баллард осторожно спросил:

– Вы знаете что-нибудь о дочери Дюваля? Чем она сейчас занимается?

– Я не могу ответить, занимается она вообще чем-нибудь или нет.

– Насколько мне известно, она была неплохой секретаршей. Полицейские стали следить за ней, а ее это раздражало. Пожалуйста, поверните направо за светофором, мистер Мейсон, а через пять кварталов – налево... А вот и мой дом на углу, маленькое бунгало. Следовало, наверное, выставить его на продажу после смерти жены, но тогда было не найти покупателя, а теперь стоимость все время растет и я не хочу продавать. Если сдам в аренду, то амортизация как раз составит разницу между тем, что мне будут платить жильцы, и тем, что мне самому придется платить за другое жилье. Я завелся, как старая мельница, но вы располагаете к себе людей. Наверное, я так много не говорил несколько месяцев.

– Спасибо, – поблагодарил Мейсон, останавливая машину. – Я очень ценю, что вы столько мне рассказали.

Баллард уже взялся за ручку, но повернулся к адвокату:

– Не хотите взглянуть на фотографию бронированной машины? Может, тогда вам будет легче все представить.

– Конечно. У вас есть такая фотография?

– Да, несколько снимков с банковских времен. Моя жена любила фотографировать, и у нее это неплохо получалось. Они у меня все в альбоме. Зайдите на минутку. Подъезжайте к крыльцу и оставьте машину прямо у входной двери.

Мейсон припарковал машину у крыльца и вошел внутрь вместе с Баллардом, который зажег свет, указал Мейсону на кресло и принес альбом. Он был сделан в форме книжки с полиэтиленовыми конвертами вместо страниц, в каждый из которых вставлялось по две фотографии.

Мейсон принялся внимательно их изучать.

– Не знаю как вы, мистер Мейсон, но мне каждый вечер помогает расслабиться стаканчик виски с содовой. Вы не против присоединиться? предложил Баллард.

– С удовольствием, – согласился адвокат. – Только, пожалуйста, не делайте мне крепким. Когда я за рулем, я пью не больше одной рюмки и обычно что-нибудь легкое. Пожалуйста, побольше содовой. Просто в содовую чуть-чуть капните виски для аромата.

Баллард извинился и отправился на кухню, чтобы приготовить выпить.

Адвокат бросил взгляд на дверь, ведущую в кухню, откуда донесся звон бокалов, а затем быстро достал из внутреннего кармана конверт и вынул тысячедолларовую купюру. Ее номер был – 000151.

Мейсон положил на кресло альбом с фотографиями и подошел к большому окну из толстого листового стекла. Его закрывали тяжелые шторы. Мейсон отодвинул одну из них и увидел, что на окне также висят закатываемые кверху пластиковые жалюзи. Они были приподняты в верхней части окна.

Адвокат опустил жалюзи примерно на два фута, положил две купюры в закатывающийся конец, а затем вернул жалюзи в исходное положение.

Только он успел сесть в кресло и снова взять в руки альбом, как Баллард ногой толкнул дверь из кухни и вошел с двумя стаканами.

– Сделал, как вы просили, мистер Мейсон. Содовая, слегка окрашенная виски – ваш коктейль, мой покрепче.

– Спасибо, – поблагодарил адвокат.

– Вот эти фотографии, – продолжал Баллард, устраиваясь в кресле напротив и готовясь насладиться виски, – сделаны, когда я еще работал в банке. Вторая слева вон на той – моя жена за несколько месяцев до смерти. А вот и машина, которая как раз перевозила в тот день исчезнувший груз. Номер сорок пять. Рядом с ней – Билл Эмори, водитель машины.

– Где Эмори сейчас? – поинтересовался Мейсон.

– Насколько мне известно, так и работает водителем. В нашем же банке, как мне говорили. Он никак не был вовлечен в ту историю. Он еще молод, закончил школу незадолго до того, как была сделана эта фотография. Занимался спортом... играл в баскетбол, прыгал с шестом... Полиция его здорово потрепала, он был так напуган...

– Кстати, а вы знакомы с доктором Холманом Кандлером из Санта-Аны?

– Конечно. Друг Колтона Дюваля. Официальный врач банка и личный врач Дюваля. Прекрасный специалист. Он написал прошение, чтобы Дюваля выпустили, прислал к нам в банк свою старшую медсестру, чтобы собрать подписи банковских служащих и руководства. Я тоже подписал, но объяснил ей, что мое имя на этом прошении может сыграть обратную роль. Она ответила, что у нее есть список лиц, чьи имена она хотела бы видеть на прошении, и мое включено в него, так что я тоже подписал. Она очень симпатичная – просто куколка. И, между прочим, но это строго конфиденциально, именно от нее я узнал про тот забег. Какой-то пациент сообщил доктору, а тот не знал, что делать. Он в жизни никогда не играл. Он также был личным врачом Эдварда Б.Марлоу – президента банка. В общем, медсестра заполучила мою подпись, как, наверное, и подпись каждого, к кому обратилась, но все равно это не помогло. Они не собираются освобождать Дюваля условно-досрочно, пока он не вернет деньги, по крайней мере, большую их часть. Он может оставить у себя тысяч тридцать-сорок, сказав, что они уже потрачены, но власти, естественно, будут держать его, пока у него где-то спрятаны почти четыреста тысяч. Ты хоть представь петицию, подписанную всеми жителями Калифорнии от мала до велика, – они все равно его не выпустят.