Дневник штурмана - [17]

Моя странная соотечественница Серафима Андреевна Сергеева показалась мне сегодня чем-то озабоченной. Выглядела она, как вчера (правда, не столь эффектно, потому что обычно сильным бывает лишь первое впечатление), такая же красивая, но не притягательной, а отталкивающей красотой, и столь же молчаливая, однако я заметила, что глаза у неё не с прежним снисходительным интересом пронзают собравшихся, а немного с иным чувством, будто она ищет чего-то, что ей самой неведомо, или пытается уловить нечто нематериальное: обрывок мысли, чувства, идеи. Может, этой женщине суждено разгадать тайну планеты, на которую мы летим, и она заранее ощущает что-то, что послужит отправной точкой в её теории. Говорят же, что великие открытия, кажущиеся сделанными по наитию, на самом деле долго и тщательно планируются мозгом и лишь потом происходит как бы мгновенная выдача переработанной информации, которая и становится открытием. Это в точных науках. Но ведь и в науках, изучающих психику человека, открытия тоже не совершаются просто так, без предварительной подготовки, иначе их могли бы делать люди, далёкие от психологии. Может быть, Серафима Андреевна анализирует уже имеющиеся данные и по ним, сама ещё не понимая этого, уже нащупывает тот единственный путь, который приведёт к решению поставленной перед комиссией задачи. Хорошо бы мои фантазии оказались небеспочвенными, и учёные смогли бы или найти противодействие влиянию планеты, или так убедительно обосновать невозможность такого противодействия, что ни у какого алчного правительственного безумца не возникнет желания нарушить этот запрет ради богатств, которые, к сожалению, обнаружили на планете.

Как подумаешь о цели нашей экспедиции и об угрозе безумия, нависшей над человечеством, как всегда из-за сокровищ, то все неприятности, казавшиеся мне очень важными, отступают куда-то вдаль, съёживаются и делаются совсем незначительными. Что произойдёт, если мистер Уэнрайт одобрит мои расчёты? Да пусть меня станет уважать хоть тысяча бортинженеров, но, если безумие, насылаемое планеткой, распространится на землян, то для меня в этом уважении радости будет мало. Но всё-таки, пусть это мелочь в сравнении с ответственной задачей экспедиции, мне бы очень не хотелось, чтобы мои расчёты забраковали.

Если уж что-то застрянет в мозгу, то размышления на любую тему в конце концов приводят к одной-единственной идее-фикс, в моём случае — к расчётам поворота. Не хочу думать об этом, гоню все воспоминания о недавних событиях, но толку мало. Наверное, ночью мне приснится высокий худощавый англичанин с компьютером вместо головы, который будет спокойно, методично и равнодушно рвать мои расчёты на мелкие клочки. Я пишу о пассажирах, но почему-то среди них непременно оказывается и моя работа. Вернусь лучше к людям. О Сергеевой и впечатлении, которое она производила, я рассказала и подробнее писать не буду, иначе вновь закончу расчётами поворота. Японец Якамура, похоже, очень прочно объединился с румыном Тудором Панку, и связывают их отнюдь не вежливые беседы на отвлечённые темы, а деловые отношения. Наверное, они разрабатывают свою теорию безумств, потому что их лица значительны. Примерно так же ведут себя и чеченец Исанбаев со смуглым мужчиной, которые разговаривали и вчера, но сегодня их вдумчивые лица отражают полное взаимное понимание. Англичанка мисс Тейлор по-прежнему не согласна с датчанином, а американцу мистеру Лейну возражает, но не часто. Мне ни разу за свою жизнь не посчастливилось быть свидетелем, когда в споре рождается истина, я видела лишь, что люди спорят до хрипоты, отстаивая своё мнение и, утомясь, расходятся в твёрдом убеждении, что правы они, а остальные не согласны с ними лишь из ослиного упрямства или по тупости. У мисс Тейлор и мистера Сиггорда есть, вероятно, упования на то, что из разницы их мнений что-то выйдет, так как они упорно держатся вместе. А может быть, слушая возражения, они проверяют каждый свою теорию, находят слабые места, пересматривают свои взгляды?

Индус, китаец и курчавый старик с широким носом тоже не расставались, но по их спокойным лицам трудно было судить, единомышленники они или им требуются оппоненты, и они нашли их друг в друге.

Вьетнамка Май Нгуен теперь сидела рядом с крашеной в рыжий цвет немолодой женщиной, и, похоже, они создали крепкий союз. Так как я пишу для себя и вряд ли кому-нибудь придёт в голову заглядывать в чужие дневники, то скажу откровенно, что морковный оттенок на удивление не идёт пожилым женщинам, а новая соседка вьетнамки ярким цветом своих волос выделялась среди всех пассажиров и не только пассажиров, привлекала внимание, сигналила. Не могу объяснить, почему, но мне кажется, что ей не стоило для этого рейса так вызывающе краситься. То, на что при любых других обстоятельствах не обращаешь внимания (разве прежде стала бы я думать о морковном цвете волос незнакомой мне женщины?), здесь кажется преувеличенно заметным, почти гротескным и почему-то важным.

Словом, даже я, совершенно посторонний наблюдатель, видела, что учёные начали работать очень усердно. Мне стало немного досадно, что Державин и мсье Рок создали вокруг себя слишком неделовую обстановку, хотя, если рассудить, за обедом полезнее вести приятные беседы, а не обсуждать причины и механизм безумия.