Дневник разведчицы - [54]

Я заканчиваю очередной номер. Надписываю Г-ский лес, 12 апреля 1943 года. А вверху красным карандашом: «Смерть немецким оккупантам!»

Это у нас в душах:

— Смерть немецким оккупантам!

17-е апреля.

Совершили марш через Пречистое, Большие Верешковичи, Захаркино. Жуткая картина предстала перед нашими глазами. Вместо сел и деревень — груды пепла и кирпича. Дико и одиноко торчат трубы печей, как памятники на могилах. Грустная, одичалая дорога ведет нас через село Пречистое. Оккупанты, отступая, взорвали и сожгли все каменные и деревянные здания, постройки, мосты. Каждый метр земли обагрен кровью. На подступах к Пречистенской высоте сотни наших воинов пали смертью храбрых, а в самом Пречистом буйствовало гестапо. Я видела виселицы с нашими людьми, у которых на груди было написано: «Партизан». От пяти тысяч человек осталось лишь несколько десятков тяжелораненых, которых фашисты не успели уничтожить. За связь с партизанами гитлеровцы пытали, вешали, казнили по малейшему подозрению или доносу, уродовали до неузнаваемости… Такое трудно описывать. Невыносимо, жутко видеть. А совершить?.. Кем надо быть, чтобы совершить такое? Только не человеком.

Над землей низко нависают тучи. Мощной нескончаемой лавиной движутся на запад батальоны Ярославской коммунистической дивизии. Мы идем по пятам гитлеровских палачей, мы идем в бой за нашу Родину, и сердца наши наполнены, нет, не местью, а священным гневом и ненавистью.

18-е апреля.

Мы пришли на смену 17-й гвардейской дивизии и заняли оборону. КП и штаб полка со своими подразделениями рассредоточились в оврагах вблизи деревни Журавы. Меня очень радует соседство с санротой. Смогу хоть изредка встречаться с девочками.

В оврагах появились стандартные бани и жарилки из фанеры. Обещают во второй половине дня пропустить всю нашу роту.

Мне пришло много писем. Я прочитала бойцам письмо от А. С. Ковалевской о театральной Москве и письмо от своей племянницы Людмилки. Она секретарь комсомольской организации, заканчивает 10-й класс. Комсомольцы школы просят передать моим боевым друзьям привет. На собрании класса они решили написать заявление в военкомат с просьбой: после окончания школы направить весь класс в действующую армию.

Говорим о театрах в Москве. Я вслух мечтаю: увидеть бы сейчас дорогую мою столицу, золотую мою Москву. А решение идти на фронт целым классом ребята не одобряют: постараемся сами с врагом справиться, а они пусть учатся, идут работать, сейчас стране нужны, как никогда, специалисты.

Пришел старшина роты, и началась баня, настоящая баня — с паром! После бани девочки из санчасти затащили меня в свою землянку. Напоили настоящим крепким чаем, накормили жареной картошкой. Вспоминаем нашу встречу, поверяем друг другу душевные тайны. Больше всех откровенничает Томка Красавина.

Томка говорит без конца. В веселой болтовне она выдает не только свою тайну, но и своих подружек. «Зачем скрывать? Здесь, на фронте, взаимоотношения должны быть ясные, светлые, как на ладошке! — Она показывает свою глянцевитую ладонь и продолжает — Видишь ли, Соня, твой капитан Печенежский и наша Нина любят друг друга. А с твоим приходом в роту у них что-то произошло. Нина не встречается с Печенежским, и оба страдают». — «И совершенно зря!» — перебиваю я Томку. А она сыплет дальше: «А ты знаешь, в нашу милую Мишуту тоже кое-кто влюблен. Но Тосик у нас молодец — твердая, непреклонная. Она ни в кого не влюбляется!.. Но уж если влюбится, то навек».

Тося Мишуто, прислонясь к стене землянки, тихо, беззвучно смеется. Лицо ее светится. Собирая в косы свои длинные густые волосы, она произносит певучим голосом: «Ты права, Тома. Мне кажется, что любить в жизни можно один-единственный раз, а здесь, на фронте, к сожалению, на любовь смотрят легко».

24-е апреля.

Днем и ночью мы наблюдаем за противником, высматриваем «языка». Мы — это группа бесшумной блокировки дзотов. Остальные автоматчики несут службу по охране командирского пункта и штаба полка. Плоховато у нас сейчас с питанием. Вот уже несколько дней наш Никифоров варит болтушку из муки.

В роте несколько случаев заболевания куриной слепотой. Ужасно неприятная вещь! Днем зрение нормальное, а в сумерки, ночью, человек ничего не видит. Особенно плохо со зрением у автоматчика Ищенко. Он боялся, что его отчислят из роты и поэтому долго скрывал свою беду. Ночью шел за нами, ориентируясь по слуху. А сегодня он отстал от нас и чуть не заблудился. Хорошо, что мы вовремя обнаружили его исчезновение и вернулись. Я повела его за палочку.

25-е апреля.

Только что вернулись с боевого задания: разведка боем. Как только стемнело, под командованием лейтенанта Бориса Анистратова вышли на исходный рубеж. Наша артиллерия обработала передний край противника, и мы ворвались в траншеи боевого охранения. Немцы с боем отошли по ходам сообщения в основную линию обороны. Мы захватили пулемет, две винтовки и немецкие газеты. В землянке нашли солдатский мундир, в карманах фотокарточки, блокнот с какими-то записями.

А нам приказано во что бы то ни стало взять пленного. Это боевая задача всех разведподразделений дивизии.