Дневник разведчицы - [11]
Эшелон в тупике. Когда стали разводить по вагонам, девушки увидели меня:
— Аверичева! Софья! Иди к нам!
Меня оставили с ними. Вагон разделен на две половины. Справа — командный состав, слева — все мы, женский пол. Место мое около окна. Рядом Тося Мишуто, Томка Красавина, Верочка Игнатьева. Неподалеку Валентина Лаврова. Гремит, расхаживая по вагону, Анна Сарычева. Смотрю с завистью на ее сильную подтянутую фигуру. Такую наверняка возьмут в боевое подразделение пулеметчиком, снайпером. А мой хилый вид будет вызывать недоверие.
Валюшке Лавровой на месте не сидится. Успела позвонить матери в село Михайловское, а сейчас волнуется, расспрашивает: остановится ли эшелон в Рыбинске. Почти всех провожают, только около меня никого нет. Может, это и лучше.
Девушки держатся стойко. Улыбаются, шутят, успокаивают родных. Тося Мишуто стоит, обнявшись с высокой статной женщиной, заслонив своими пушистыми косами ее лицо. Обе стоят молча, неподвижно, большие и сильные.
По перрону бежит растрепанная, со сбившимся на спину платком женщина. С криком: «Где здесь Вера Игнатьева? Игнатьеву мне! Верку мне!» — она врывается в наш вагон.
Маленькая Верочка с пылающим лицом и испуганными глазами забилась в дальний угол вагона. Девушки загородили ее. Но женщина, выкрикивая срывающимся голосом: «Обманывать родную мать! Да на что это похоже! Я вот тебе задам!» — растолкала всех и, неожиданно обхватив голову дочери шершавыми натруженными руками, стала гладить ее стриженые черные волосы. Верочка укоризненно смотрит на мать и молчит. А мать стонет и умоляет:
— Шла бы ты домой, доченька! Еще не поздно. Я поговорю с командирами…
Команда «по вагонам» — и сразу все заговорили, зашумели, задвигались. Последние рукопожатия, поцелуи, торопливые объятия. Гудок паровоза. Двинулись…
Стоят девушки в дверях вагона, прижались друг к другу, не отрывают глаз от родных лиц.
— Доченька! Доченька моя! Я приеду за тобой! — отчаянно кричит мама Верочки Игнатьевой.
А женщина, что стояла с Тосей, молча бежала за составом, крепко ухватившись за поручни вагона.
— Берегите себя! Не горюйте, все будет хорошо! — зашептала, бледнея, Тося.
Женщина оторвалась от вагона, кто-то ее подхватил, но она вырвалась и долго бежала по перрону с протянутыми вперед руками, как бы пытаясь остановить поезд, потом, обессилев, упала.
Промелькнули лица провожающих. В вагоне тишина. Ложимся на свои места, но не можем заснуть.
Нас всех растревожили сцены расставания девушек с мамами. Мы выражаем им свое сочувствие. А Валентина уже жалеет, что позвонила домой: «Что может быть тяжелее, чем прощание с матерью! Материнских слез не забыть вовек».
И тут мы узнаем, что Тосю Мишуто провожала не мать. У Тоси родных в Ярославле нет, она с Украины, из-под Киева, и вообще не уверена, остался ли кто в живых из ее семьи. Провожали ее подружки из трамвайного парка, где она работала и была секретарем комсомольской организации. А женщина, Анна Александровна Черемушкина, была ей вместо матери, они работали в одном вагоне.
Какое большое, доброе сердце должно быть у этой женщины! Так провожают матери…
Чего я только не услыхала за эту ночь и чего только не рассказала сама! И как наша мать умирала, а мы, маленькие, стояли перед ней в больнице. И как отец запил с горя. И про наш Ларинский поселок с красными шапками богульника на сопках. Вспомнила, как мы играли в тайге. Заводилой был брат Илларион, или Лорша, как мы его называли. Уходили ночью с факелами в самые дальние пещеры выручать свою королеву, а королева, Мария — моя сестра, погибала, замученная врагами. Мы приходили в пещеру, она лежала в белом платье, увитая дикими цветами — саранками, ирисом и хмелем, — и давала нам наказ отомстить за нее врагам. Мы плакали настоящими слезами, клялись отомстить…
Девушки просили еще что-нибудь рассказать. И я рассказывала и про снега, и про тайгу, и про горные лыжи, и про нашу собаку рыжую Дольку, с узенькой мордочкой. Вспоминала, как мы с братом Лоршей, забрав отцовское ружье и Дольку, потихоньку уходили из дому и бродили на лыжах по тайге. Как потом, когда мне было уже пятнадцать лет, я водила грузовую машину по снежным дорогам. Идет колонна автомашин. Впереди снегоочистители, тракторы. Собьется с колеи одна машина — встает вся колонна. Моторы застывают на ходу. Ветер, пурга, а ты вперед, вперед…
Вагоны стучат и стучат в ночи. Мы едем на фронт.
6-е июля.
А с дневником жаль расставаться. Ухитряюсь и здесь его вести. Буквы пляшут, а я пишу.
Светает. Остался позади Рыбинск. Наш эшелон долго стоял на товарной станции. К Валентине приходили прощаться мать, Мария Николаевна, и сестры Лиза и Августа. Сейчас Валя сидит молча, обхватив колени руками.
— Ты что, Валя?
— Понимаешь, мать перед глазами. Она у нас почти никогда не улыбалась, трудно было ей в жизни. Отец всегда больной, маме приходилось одной поднимать семью. И только встали мы на ноги — война! Ушел на фронт Михаил, за ним вот я… Мать у меня молодец! — встряхнула головой Валентина. — Ни единой слезинки не проронила. А как прощаться стала, говорит: «Ну, дочка, будь крепка духом!» И, понимаешь, улыбается. Я чуть не крикнула: «Не надо! Не улыбайся! Ведь я знаю, чего стоит тебе эта улыбка». Я тоже сквозь слезы ей улыбнулась.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.