Дневник обезьянки (1957-1982) - [5]

– заходила в эту часовню, в том числе когда проповедь читал лорд Монтгомери. Он провозглашал с кафедры: «God says…» – и как бы в сторону добавлял: «And I agree with him»[8]. Я помню, что во время службы не смогла сдержать слез, глядя в затылки мальчиков в одинаковой форме: младших в bum freezers[9] – коротеньких курточках – и старших во фраках. Каждый принятый в школу новичок становился рабом более старшего ученика; если за завтраком старшему захотелось хлеба с маслом, он рычал: «Fag!»[10] – и младший опрометью бросался выполнять поручение. Каждый, кто отчаянно стремился присоединиться к какой-нибудь группе, испытывал жестокие страдания. Мой брат нисколько не страдал, потому что не желал присоединяться ни к одной группе. В пятницу вам сообщали, что в понедельник вас высекут, так что вы могли все выходные наслаждаться этой мыслью. Эндрю считался оригиналом; он не блистал в спорте – в отличие от нашего отца, учившегося в той же школе, – но своими чудачествами заслужил уважение со стороны seniors – старшеклассников, хоть те его и поколачивали. Но ему было на это плевать; он здраво рассудил, что лучше колотушки, чем табель с плохими оценками, который высылали отцу.

Что касается меня, его младшей сестры, то в моем табеле обычно писали: «Джейн хорошо себя ведет и очень старается, но, к сожалению… Очевидно, что учеба дается ей с трудом. Ничего не поделаешь, кто-то должен быть последним». Возможно, последних слов они и не писали, но мне кажется, что-то в этом роде все-таки было. Линда очень быстро обзавелась подружками; она росла скрытной и позволяла себе всякие шалости, но вокруг нее всегда крутился народ. Кудри, унаследованные от матери, губки бантиком… На каникулах на острове Уайт и в Ноттингеме мы играли вместе, но в остальное время виделись редко, потому что жили раздельно и учились в разных классах; я не могла поцеловать ее вечером и пожелать ей спокойной ночи. Чтобы меня не донимали ровесницы, я допоздна засиживалась в классной комнате, где делала уроки, а также в классной комнате старших девочек, где делала записи в своем дневнике…

1959

Декабрь

Дорогой Манки!

Сегодня я ненавижу школу. Я чувствую себя опустошенной и мертвой. Я понимаю: если кто-нибудь скажет мне что-нибудь неприятное, или распустит обо мне какую-нибудь глупую сплетню, или просто случится что-нибудь плохое, я закричу. Слава богу, ждать осталось всего несколько дней. Как же мне не терпится увидеть папу с мамой. Все вокруг такие добренькие, только я зла как ведьма. Ужасно, что я такая. Вчера вечером я расплакалась в часовне. Все у меня наперекосяк, за что я ни возьмусь, все выходит боком. До чего мне все это надоело.

Пока. Извини, что надоедаю тебе своим нытьем. Но этот дневник – единственный для меня способ выразить, что я чувствую.

Love[11],

Джейн Биркин

* * *

Родители долго не могли выбрать мне имя. Матери хотелось чего-нибудь пооригинальнее, и она – неслыханное дело! – предложила назвать меня Джорджианой; вроде бы была когда-то некая графиня Джорджиана Бедфорд. Но отец счел, что от этого попахивает снобизмом, и сказал: «А может, лучше Джейн? Как на рекламе сексуальных трусов?»[12] Отец любил вещи попроще. Зато мать отыгралась на моем втором имени – Мэллори, которое она изобрела самостоятельно, слегка переделав фамилию сэра Томаса Мэлори, автора «Книги о короле Артуре…». Возможно, ей казалось, что это имя цветка, хотя она ошибалась. Цветок называется mallow – мальва. Во всяком случае, я думаю, что Джейн Мэллори было бы вполне подходящим именем для актрисы, но я сообразила это слишком поздно, когда уже добилась известности, а отец успел хлебнуть неприятностей из-за фильма «Фотоувеличение» и песни «Я люблю тебя, я тебя тоже нет», поэтому я из чувства солидарности решила сохранить фамилию Биркин. По-французски оно звучит красиво и немного чудно – Жанна Бирки́н, с ударением на последнем слоге, во всяком случае, гораздо лучше, чем тяжеловесное английское Birkin, от которого веет чем-то немецким (впрочем, корни у него и в самом деле немецкие, а означает оно «березка»).

1960

19 января

Очень странно, что:

А) у меня теперь всего одна бабушка; Б) я вернулась в школу. Мисс Томас и воспитательница очень милые.

* * *

Бабушка Кэмпбелл, мать моей матери, умерла в больнице. Мамин отец умер намного раньше, когда я только родилась или что-то около того. В тот же год умерла бабушка Биркин и папин пес Кловер, к которому он был страшно привязан. Отец тогда сказал: «В один год потерять двух бабок и пекинеса! Не хватало еще, чтобы мы лишились Черчилля!»

* * *

Среда 20 января

Проверяем и распаковываем вещички. У меня не хватает одной вешалки и одной пары черных трико[13]. Сейчас надо разложить все по ящикам. Меня поселили в симпатичную спальню. Вечером еще напишу.

Воскресенье

Только что вернулась после встречи с мамой и папой. Они с большим пониманием отнеслись к моему огорчению из-за того, что у меня нет подруг. Мне очень хочется, чтобы у меня был хороший табель, надеюсь, что у меня получится не хуже, чем в прошлый раз. Я забыла предупредить няню, что должна уйти. Надеюсь, скоро меня запишут в вожатые. Надо выучить правила. По-моему, правила такие: