Дневник княжны Варвары Туркестановой, фрейлины Ее Императорского Величества Марии Фёдоровны, за 1818 год - [33]

Айзенах, 18 ноября.

Вчера я не сомневалась, что мы уже со всеми распрощались в Касселе, но я ошиблась. Сегодня на рассвете приехала принцесса-курфюрстина и императрица, которую хлебом не корми, дай только побеседовать, сочла необходимым отправиться в дорогу только после восьми часов. А ведь она приказала разбудить нас в шесть! Мы ехали по очень плохой дороге. Сегодня я заметила изморозь: настоящий снег еще не выпал, но ночью сильно подморозило. Всюду видны белые полосы и, признаюсь вам, я смотрела на них с большим удовлетворением. Мы приехали в Айзенах довольно рано. Наша любезная великая княгиня Мария встречала нас на предыдущей почтовой станции. Она от всей души радовалась, вновь увидев мать. Говорят, что в Веймаре нас будут чествовать, как никогда. Увы! Я так надеялась, что поживу там спокойно и размерено. Но, вижу, что мне придется хуже, чем в Брюсселе. Император приезжает на неделе. Я полагаю даже, что мы его увидим в пятницу. Боже мой, как я хочу, чтобы это путешествие закончилось. Мне кажется, что я никогда не обрету желанную свободу оставаться в домашнем колпаке и ватном капоте. Я изнемогаю от этого праздного существования. Вновь уверяю вас, что приехав домой, я более не тронусь с места. Вы можете так и сказать всем моим знакомым. Тем хуже для тех, кто станет сердиться на меня. Сейчас начинается четвертый акт нашего путешествия. Надеюсь, что после пятого, то есть после Берлина, пьеса будет сыграна и мы возвратимся к родному очагу. А пока позвольте крепко обнять вас. Вы забыли дать мне образец индийского шелка, но поскольку я знаю, как он выглядит, скажите госпоже графине, что я куплю его ей в Лейпциге.

Веймар, 19 ноября.

Мы покинули Айзенах в десять часов. Стояла великолепная погода. Светило самое прекрасное в мире солнце. Оно пригревало так, что мы порой опускали оба стекла нашей кареты. Я ехала вместе с графиней Генкель и графиней Эглофштайн, придворными дамами нашей великой княгини. Мы навестили герцога Готского, который живет между Айзенахом и Веймаром. Накануне он приезжал, чтобы пригласить императрицу к себе на завтрак. Готский двор состоит лишь из мужа и жены. Их единственная дочь замужем за герцогом, который правит в Кобурге. Решительно, нет никого смешнее, чем герцог Готский: он косит на оба глаза и поэтому никогда не знаешь, куда он смотрит. Волосы его завиты в тысячу буклей, на щеках видны следы румян; губы накрашены помадой; пальцы обвиты кольцами. Наряд его также смешон. Никогда не встречала более неприятного человека. Одному Богу известно, пришелся ли мне больше по душе курфюрст Кассельский с отвратительной шишкой, чем этот герцог Готский, который одержим манией строить из себя женщину! Говорят, что он умен, образован, даже любезен. Однако голос у него столь неприятный и похож на визг, что так и хочется попросить его замолчать. Он накормил нас отвратительной едой, а затем, к счастью, мы тут же уехали. Сюда мы приехали между девятью и десятью часами. Я не была свидетельницей первых минут радостной встречи императрицы со своими внуками из Веймара и Мекленбурга. Говорят, они были очень трогательными. Когда нас сочли нужным ввести в кабинет, где собралась вся семья, я была поражена и очарована только лицом правящей великой герцогини. Можно сказать, что именно так и должна выглядеть великосветская благородная дама. Ее наряд весьма отличается от нарядов императрицы: она одета просто и скромно, как и подобает дамам ее возраста и положения. Она немногословна, но всегда говорит к месту. Великий герцог похож на сапожника. Дочери великой княгини Марии просто очаровательны: старшая хороша собой, вторая очень мило ест; у нее пока еще смазливое личико, однако я нахожу, что она похожа на королеву Вюртенбергскую, по меньшей мере, она такая же живая. Во время ужина я сидела рядом с принцессой Марией Мекленбургской… Это высокая девица, белокурая, полная, со светлыми глазами, невыразительным лицом. Она совсем лишена изящества и не умеет как следует держаться. Тем не менее, она кажется доброй и простой в обращении, а также в разговоре. Молодого человека безмерно хвалят. Выглядит он как настоящий немец. Вот и все мои наблюдения, сделанные за вечер. Я очень довольна тем, как меня поселили. У меня две комнаты, выходящие окнами на восток. Это всё, что мне нужно.

20 ноября.

Необычайно утомительное начало! Только утром у меня выдалось несколько свободных минут. Я воспользовалась ими, чтобы нанести визит придворным дамам правящей великой герцогини, а затем встретиться с госпожой Эделинг (в девичестве Штурца). Вернувшись к себе в полдень, я обнаружила бюллетень, где было указано, что в два часа я должна сопровождать императрицу во время ее официального визита к правящей великой герцогине. На четыре часа был назначен званный обед: на шесть — церемония представления и беседа, а на восемь — концерт. Я была вынуждена облачиться в парадный туалет для того, чтобы отправиться ко двору. Обед доставил мне удовольствие: я сидела между госпожой Эделинг и княгиней Мещерской и поэтому мы могли спокойно беседовать. Я не хотела возвращаться к себе всего лишь на часок. Я предпочла посетить графиню Ливен, куда приехали дочери великой княгини Марии. Уверяю вас, мне было так приятно их видеть. Старшая поддерживает беседу, как взрослая. Она прекрасно говорит о куклах, об игрушках, и так умно и рассудительно, что просто поражаешься. Августа болтает как сорока, но она совсем не утомляет. Так и хочется, чтобы она никогда не замолкала. Госпожа Ливен подарила им шкатулки для рукоделия. Они были вне себя от радости. Младшая открыла свою шкатулку по меньшей мере раз двадцать за пять минут. Они очень хорошо воспитаны, совсем не избалованы. Их старшая гувернантка показалась мне разумной особой. Помимо этой дамы их воспитанием занимаются две младшие гувернантки, приехавшие из Швейцарии, которые производят весьма приятное впечатление. На концерте я невероятно скучала. Поскольку здесь не принято принуждать себя высиживать до конца, я смогла покинуть зал, чтобы пройти в другую комнату и побеседовать там. А в это время там составляли партии для игры в кары. Одна партия была составлена для игры императрицы, другая — для игры старой великой герцогини, третья — для игры великой княгини Марии. Здесь происходит то же самое, что и в Дрездене: как только великий герцог и его супруга садятся за карточный стол, все присутствующие один за другим делают реверанс перед августейшими особами. Когда я увидела, что они с самым серьезным видом направляются к императрице, я чуть не упала со смеху. Тем не менее, чтобы не выделяться, я поклонилась старой великой герцогине, но у меня не хватило смелости присесть в реверансе перед императрицей. Я чувствовала, что не смогу удержаться, чтобы не рассмеяться ей в лицо. Однако я увидела, что этот жест вежливости пришелся ей по вкусу. Вполне возможно, что ей взбредет в голову ввести его в Павловске. Будет весьма забавно, если я увижу, как вы вскакиваете с кресла, чтобы поклониться ей! Да, немцы способны придумать только безумства. Концерт и игра в карты закончились после десяти часов. Двор удалился, чтобы поужинать в тесном кругу. А я помчалась к себе, чтобы быстро написать вам письмо и лечь спать.