Дорогой Дневник, со мной сейчас не происходит каких-то особых событий, так что я сегодня напишу о том, что происходило в городе, пока мы с Мартой отсиживались в микрорайоне. Разные люди рассказывают по-разному, но я, кажется, схватила общую картину. Буду писать, как поняла сама — специально для этого проснулась пораньше.
Все говорят, что, хотя КС пришла в Пригорск уже в ноябре, до середины декабря жить было можно. И только потом все начали умирать очень стремительно, как будто болезнь поджидала срок, а потом решила развернуться на всю мощь. Когда я сидела с больными родителями в квартире, по всему городу, в каждом доме, в каждой квартире была похожая ситуация. Самый странный рассказ я услышала от Алёны: она говорит, что вся её семья уехала на дачу ещё в конце ноября, когда выяснилось, что она заразилась ГЧ. Алёна осталась в городе, связь держали по телефону. Они не выходили из забора и никого к себе не пускали, ели еду из своих запасов, даже во двор редко выходили — но всё равно в последней неделе декабря все умерли. Алёна уверена, что заразиться там было не от кого, даже соседей не было — отец специально строил усадьбу в уединении. В общем, это очень странно.
До 20 декабря город жил почти обычной жизнью, но потом начался настоящий кошмар. Уже через неделю всё опустело. Все предприятия в городе встали, были пожары, мародёры бегали по улицам и грабили магазины, а военные расстреливали их прямо с башен своих машин. Анна Рудольфовна к тому времени уже переболела ГЧ, жила одна, близких родственников не было, поэтому ей ничего не оставалось, кроме как наблюдать за творящимся из своего окна. К Новому году Пригорск буквально вымер, даже мародеров стало не видно. Мне повезло, что именно в это время я совершила поход из квартиры родителей к Марте — если бы вышла парой дней раньше, могла бы просто не дойти. Так мне сказала А. Р. Сама я плохо помню, что видела и слышала во время той прогулки, так что верю ей.
Тихо было всю первую неделю января, ну а потом, когда уже пропали и электричество, и вода, и газ, выжившие начали находить друг друга, сплачиваться и пытаться что-то делать. Первыми были те же мародёры: они нашли бронированные машины и оружие, оставленные умершими или разбежавшимися военными. Стали разъезжать по городу и творить, что хотят. Расстреляли, например, из гранатомёта здание мэрии, там теперь нет стен на некоторых этажах. Запросто убивали людей, если те сталкивались с ними на улице. Должно быть, эти уроды и были теми «ночными полицейскими», которые к нам тогда стучались. Хорошо, что они не вынесли наш забор своим гранатомётом. Когда я думаю о том, что могло тогда произойти, меня прямо знобит.
В общем, всё это безобразие продолжалось несколько дней, потом люди решили положить конец этому безобразию. Первыми были несколько выживших после ГЧ военных, главным у них был майор Костенко (говорят, он часто наведывается в наш Дом печати, но я его ещё не видела — а может, видела, но не узнала). Он собрал вокруг себя других выживших военных, около десяти человек. У них тоже были броневики и оружие, они начали охотиться на мародёров. Просто стреляли в них без разговоров. Постоянно говорили в мегафон, разъезжая по центральным кварталам, приглашали людей присоединиться к ним и восстановить порядок, говорили, что прежней власти больше нет, и что жители города сами должны остановить бандитов. Так их становилось всё больше, а мародёром быть стало опасно. Последний большой бой состоялся в середине января у площади Победы (эхо этого боя мы с Мартой слышали с окраины). Из наших там была Тамара — не воевала, конечно, просто случайно оказалась вблизи, когда всё началось. По её словам, там была настоящая война — сначала мародёры были на броневиках, потом, когда военные их стали взрывать из гранатомётов, вылезли и стали отстреливаться. Но военных было больше, и они стали наступать. Большую часть бандитов убили, остальные разбежались. Где они сейчас — никто не знает. А. Р. говорит, что некоторые наверняка присоединились к нам обратно под видом только что выбравшихся из окраинных кварталов людей.
Разобравшись с мародёрами, люди начали приводить в порядок город: запустили ТЭЦ, водоканал, котельные, комбинат и т. д. Сейчас там сидит буквально по одному человеку, потому что разбирающихся в том, как всё работает, очень мало. Но они есть — иначе сидеть бы всем до сих пор в темноте и холоде.
Да, вот ещё что: оказывается, все те люди в камуфляже, которых я всё это время называла «военными», до КС ими вовсе не были. Это майор Костенко стал выдавать людям форму, когда они к нему присоединялись, говорил, что прежней армии нет, так что нужно делать новую. Некоторые отказывались, но большинство всё-таки надели форму. А я-то удивлялась: почему среди выживших так много военных? Теперь всё ясно.