Дневник Дейзи Доули - [49]

— А мне кажется, ты вовсе его не потеряла. Он сделал все, чтобы потерять тебя, но, стоит тебе пожелать, и ты его вернешь.

— Ты что?! Простить Эдварду эту квартиру, купленную любовнице тайком от меня? Простить ему, что он признался в любви какой-то фифе и обещал ей, что уйдет от меня? Ну уж нет! — Люси откинулась на подушку. — Мне так стыдно! — вздохнула она. — Что я скажу родителям? А дочкам? А друзьям? Ведь я ничего дурного не сделала, а мне так стыдно, потому что это такой позор для семьи! Для моей жизни! — Она замолотила кулаками по одеялу. — Как эти ублюдки, мужики, не понимают?! Сходив на сторону, они не просто предают нас — о нет, они делают кое-что похуже! — Она зарыдала, лицо ее покраснело, она уже не понижала голос. — Эти сволочи заставляют нас сомневаться в себе. Когда муж тебе изменяет, ты перестаешь верить в собственную адекватность, в способность судить здраво. Все разваливается на кусочки — образ мужа, семья, вся эта сладкая иллюзия насчет «жили долго и счастливо» — и разваливается всего лишь ради того, чтобы он в обеденный перерыв кинул палку где-то на стороне и почувствовал себя суперсамцом.

Приступ ярости утих, и Люси продолжала уже спокойнее:

— Понимаешь, ранит не сама ложь и обман и даже не то, что он трахался на стороне. Меня убивает то, что он лежал в постели в обнимку с другой. Просыпался рядом с ней. Когда позволяешь кому-то видеть, как ты спишь, — это куда интимнее, чем просто общение и даже секс. Во сне тебя видят как есть, без всяких масок: уязвимым и одиноким. — Люси вздрогнула, как от боли. — Ну как я это переживу? Мне в жизни не было так страшно и одиноко!

— Когда я ушла от Джейми, мне было страшно зажить самой по себе, — призналась я, поглаживая руку Люси. Бедняжка все еще всхлипывала, но не перебивала. — Все, что остается, — это жить дальше, дистанцироваться и размышлять. Меня, например, страшно унизила необходимость жить у мамы — последняя капля, — но при этом в бушующем океане отрицательных эмоций были крошечные островки покоя, когда я чувствовала, что наконец-то в гармонии с собой. Сначала эти островки не дольше минуты, потом они начинают расти и превращаются в часы, а там, глядишь, и в дни, а потом вдруг осознаешь, что уже живешь новой жизнью и она лучше прежней, невзирая на обстоятельства. Почему лучше? Потому что ты многое поняла и вернула себе самоуважение — хотя и с трудом.

Люси высморкалась.

— Хотела бы я быть такой же храброй, как ты, Дейзи. Мне так нужна эта новая жизнь. И внутренняя гармония.

— Знаю, — отозвалась я. — Мы все этого достойны.

* * *

С рокового для Люси утра прошло три недели. Она уже успела отвезти дочерей к своим родителям — там девочек будут холить и лелеять, а ей страстно хотелось по возможности оградить их от происходящего. После этого Люси практически поселилась у Джесси. Точнее, у нас с Джесси. Мы часами анализировали участь Люси, стараясь помочь ей выпустить пар и справиться с болью.

Люси как раз пустилась в очередной заход самоанализа, когда я раскрыла журнал Hello! и чуть не рухнула. Пять страниц было посвящено репортажу со свадьбы Джулиуса и его блондиночки Алисы — ну как же, главная свадьба года в высшем обществе! Я изучила каждую фотографию и каждую строчку чуть ли не через лупу, как полный маньяк, но при этом с горечью осознала, что, даже если бы меня пригласили на этот раут, надеть мне было бы решительно нечего. Все дамы щеголяли дизайнерскими шляпками — теми, что стоят целое состояние каждая, а еще — фамильными драгоценностями. Настоящими, без дураков, — знаете, бабушкин жемчужный ошейник в три ряда, то есть, простите, колье, а также бриллиантовое кольцо прабабушки свекрови, бриллиантовые сережки-слезки, принадлежавшие еще тете Далии. Что касается гостей, это были не просто аристократы высшей пробы, из круга Джулиуса и Алисы, — аристократы из старых семей со старыми деньгами, но еще на свадьбе блистал причудливый цветник аристократов с континента и лиц из светской хроники, которые перепархивают с одной вечеринки по высшему разряду на другую. Я твердила себе, что, женись Джулиус на мне, свадьба выглядела бы отнюдь не так шикарно, а мои родители смотрелись бы в этой светской толпе жалкими и бедными. Да-да, они выглядели бы просто нищими стариками на фоне этих лощеных и холеных господ. И все равно репортаж меня просто подкосил! Я рассматривала фотографии Алисы, неотразимой и изящной в атласном платье стиля ампир и цвета слоновой кости, со сверкающей диадемой на голове (такое сооружение должно весить не меньше тонны), и пыталась утешить себя тем, что победа-то ее сомнительна, прямо скажем, Пиррова победа, потому что по натянутой улыбке Джулиуса и дураку ясно: невесту жених не любит. Но в глубине души я понимала, что потерпела поражение. Да, чего уж там, взглянем правде в глаза: аристократка победила.

Рыдать до бесконечности невозможно, поэтому периодически, когда мы с Люси осознавали весь идиотизм своего положения, на нас накатывали приступы смеха. Нам по сорок, мы не замужем, мы ревем в три ручья — ну ничего похожего на благополучное замужество Алисы. Вроде бы ничего смешного, а мы катались от хохота, словно вернувшись во времена молодости, когда мы жили под одной крышей. Особенно тонизировало и бодрило то, что наше с Люси затянувшееся гостевание ничуть не мешало Джесси приводить домой очередного кавалера. Как-то вечером мы с Люси вернулись из кино и обнаружили в кухне голого мужчину, готовившего тосты. Без единого слова он обмотался кухонным полотенцем и, подмигнув нам, поставил на поднос чайный прибор и тарелку тостов, после чего удалился в спальню к Джесси. Я повернулась с Люси и объяснила: