Дневник читателя. Русская литература в 2007 году - [24]

Чаять просвет цветущий иного бытия и истово любить земную юдоль, жить жизнью ее грешных детей, сострадать их недоле и угадывать в них небесные начала, знать, что лишь здесь будут звучать твои (и все прочие) песни, – удел поэта. В одном из сравнительно недавних стихотворений Чухонцев сказал об этом с предельной искренностью:

Ах, не этой я земли окаянской,

не из этой я юдоли басурманской,

а из той я страны палестинской,

из нечаемой страны херувимской.

Я худой был на земле богомолец,

скоморошьих перезвон колоколец

больше звона я любил колокольных,

не молитвы сотворял, а погудки.

Есть на белой горе белый город,

окруженный раскаленными песками.

Есть в том городе храм златоглавый,

а внутри прохладная пещера.

Я пойду туда, неслух, повиниться,

перед храмом в пыль-песок повалиться,

перед храмом, перед самым порогом:

не суди меня, Господь, судом строгим,

а суди, Господь, судом милосердым,

как разбойника прости и помилуй,

и порог я перейду Твово храма

и поставлю две свечи у пещеры.

Так погудка превращается в молитву, оставаясь погудкой. Премию можно было вручить чуть раньше или чуть позже. К сути это не относится; суть в том, что Олег Чухонцев – Поэт.

...

18 апреля

Братцы, помилосердуйте

Закончился первый этап борьбы за премию «Большая книга»

Новый длинный список соискателей премии «Большая книга» ныне состоит из 45 позиций: это сорок опубликованных сочинений и пять рукописей, вычлененных экспертами из груды в 442 опуса, изначально претендовавших на соблазнительные награды (первая премия – три миллиона рублей, вторая – полтора, третья – заурядный «лимон»).

Пресс-релиз утверждает, что соискателей было не меньше, чем год назад. Видимо, это «поэтический образ»: на первую «Большую книгу» (по данным прошлогоднего релиза) претендовало 897 письменных работ, что как-никак в два (с малыми копейками) раза больше теперешнего. Но не будем формалистами. Когда имеешь дело с такими цифрами, единственной реальностью становится расплывчатое много . Тем паче, что в первый раз на конкурс по так никем и не истолкованным причинам допускалась литературная продукция за 27 месяцев, а сейчас – лишь за уставные 15 (тексты, подписанные в печать с 1 января 2006 по 30 марта 2007 года).

То же самое много – единственная адекватная характеристика сформированного экспертами списка, который – опять-таки если судить формально – короче давешнего. Написал бы, «к счастью», если б прежде не отрекся от числового формализма. 45 меньше, чем 71 (прошлогодняя цифра), но не настолько, чтобы вздохнуть с облегчением.

Я не понимаю, зачем (если оставить в стороне необходимость плодить «информационные поводы») эксперты «Большой книги» оглашают предварительный результат своей работы. Уверен, что квалифицированному литератору и с первого чтения ясно, является ли текст событийным, значимым, привлекательным и т. п. или должен числиться совсем по иному ведомству. Тратить полтора месяца (окончательный вердикт экспертов будет обнародован в конце мая) на искоренение собственного благодушия нерасчетливо и несколько смешно. Ведь никакой проблемы «мучительного выбора» просто нет. В короткий список (в «Большой книге» достаточно вольный – от восьми до пятнадцати позиций) должны входить сочинения, каждое из которых, по мнению хотя бы нескольких экспертов, достойно награды. На-гра-ды, а не права продолжить состязание. При всем желании из знакомых мне текстов я и восьми реальных претендентов вычленить не могу. Остается уповать на пять рукописей. (Вновь и вновь повторяю: если мы верим в будущее премии, то номинирование текстов – уже принятых издательствами, готовых стать книгами и имеющих право конкурировать в следующем цикле – совершенно бессмысленно и лишь усложняет долю экспертов и литературных аналитиков.) Да на десяток книг, которые прошли мимо меня.

Слаба, однако, надежда. Год за годом уповать на нежданное проявление «неведомого шедевра» (напечатанного, но никем не привеченного, даже легким колебанием атмосферы не отозвавшегося, даже слухов не породившего!), конечно, позволительно, но и усомниться в возможности такого чуда тоже допустимо. «Темные лошадки», как правило, побеждают в забегах того же окраса.

О том, что с романами у нас в последнее время дело обстоит прескверно, я писал не раз и повторяться не стану. «Редкие земли» Василия Аксенова, «Флагелланты» Юрия Арабова, «Неверная» Игоря Ефимова, «Последние назидания» Николая Климонтовича, «Цунами» Анатолия Курчаткина, «На солнечной стороне улицы» Дины Рубиной (последний букеровский шорт-лист) можно счесть «большими книгами» только при использовании мощного микроскопа. «Когда падают горы» Чингиза Айтматова, где количество стилистических ляпсусов соизмеримо лишь с количеством сюжетных несообразностей, а уровень внутренней фальши превосходит самые печальные ожидания, – при использовании микроскопа сверхмощного (полагаю, еще не изобретенного). На этом фоне даже тексты, лично мне совершенно чужие – скучные и претенциозные «Алфавита» Андрея Волоса, «Матисс» Александра Иличевского, «Человек, который знал все» Игоря Сахновского и кое-что в том же роде – уверенно глядят в Наполеоны. А «ЖД» прошлогоднего гран-лауреата Дмитрия Быкова и «Ампир V» Виктора Пелевина – уж не знаю в кого, надо думать, прямиком в Цезари Македонские. Нет, я не переменил суждения об этих книгах и по-прежнему считаю их весьма сомнительными, грубо говоря, вводящими в опасный соблазн. Я не могу желать им успеха (не премиального – шут бы с ним, читательского!), но, если они окажутся в лидерах, отнесусь к такому итогу с пониманием. А вот понять, почему вне состязания оказались «Ф. М.» и «Нефритовые четки» Бориса Акунина и «День опричника» Владимира Сорокина (тексты из того же глумливо-провокационного быковско-пелевинского ряда), никак не могу. На пресс-конференции выяснилось, что эксперты сознательно отказали творениям Сергея Минаева в литературных достоинствах и потому сняли его с дистанции. (Про Оксану Робски сидельцы не спрашивали. Что вообще-то странно.) Спасибо, родные. Только какие же такие «литературные достоинства» обнаружили вы, к примеру, у Александры Марининой («Чувство льда») или Олега Дивова («Храбр»)? Боюсь, что одно-единственное: их читают. Так ведь и Минаева не только пиарят.