Дневник Благодати - [3]

Итальянский романист Игнацио Силоне писал о революционере, которого преследует полиция, Чтобы спрятать его, товарищи переодели его в одеяния священника и отправили в уединенную деревню у подножия Альп. Об этом прошел слух, и вскоре длинная очередь крестьян, пришедших рассказать историю своих грехов и разбитых жизней, выстроилась у его дома. «Священник» протестовал и пытался прогнать их прочь, но безрезультатно. Ему ничего не оставалось, кроме как сидеть и слушать истории людей, жаждущих благодати.

Я чувствую, что это и есть та причина, по которой люди идут в церковь. Они изголодались по благодати. Книга «Воспитание фундаменталиста» рассказывает о встрече студентов миссионерской академии в Японии. «За одним или двумя исключениями, все оставили веру и вернулись назад, — сообщил один из студентов, — а тех из нас, кто вернулся назад, объединяло одно — мы все открыли благодать…»

Когда я теперь оглядываюсь на мою собственную жизнь, полную скитаний, окольных путей и тупиков, я вижу, что меня гнала вперед именно жажда благодати. Я покинул церковь на время, потому что находил там так мало благодати. Я вернулся, поскольку не нашел благодати больше нигде.

Сам я едва вкусил благодати, раздал меньше, чем получил, и никоим образом не «эксперт» по благодати. Это в действительности те причины, которые побуждают меня писать. Я хочу больше знать, больше понимать, познать больше благодати. Я не осмеливаюсь, а опасность этого очень реальна, писать недовольную книгу о благодати. Оговоримся сразу же, в самом начале книги, что я пишу как странник, только в рамках своего стремления к благодати.

Благодать не является легким предметом для писателя. Если обратиться к сказанному Е. Б. Уайтом о юморе, то благодать может быть расчленена, как лягушка, но она умрет в процессе, и внутренности обескуражат любое сознание, кроме чисто научного. Я только что прочитал статью на тринадцати страницах о благодати в «Новой католической энциклопедии», которая избавила меня от малейшего желания расчленять благодать и демонстрировать ее внутренности. Я не хочу, чтобы она умерла. По этой причине я буду больше полагаться на истории, нежели на силлогизмы.

В общем, я скорее Зуду рассказывать о благодати, чем объяснять ее.

Часть первая

Как сладок этот звук

Глава 2

Праздник Бабетты: рассказ

Карэн Бликсен, урожденная датчанка, вышла замуж за барона и провела годы с 1914 по 1931, управляя кофейной плантацией в Восточной Африке, являвшейся британской колонией (в своей книге «Из Африки» она рассказывает об этих годах). Разведясь с мужем, она вернулась обратно в Данию и начала писать по-английски под псевдонимом Исак Динесен. Один из ее рассказов, «Праздник Бабетты», вошел в анналы классики, после того как по нему в восьмидесятых годах был снят фильм.

Динесен переносит повествование в Норвегию, но датские кинематографисты выбрали в качестве места действия жалкую рыбацкую деревушку на датском побережье — селение с грязными улочками и лачугами с соломенными крышами. В этом угрюмом селении седобородый старейшина стоял во главе аскетической лютеранской секты.

Эта секта отвергала и те немногие земные удовольствия, которые могли представлять собой искушение для крестьянина Нор Восбурга. Все ходили в черном. Скудная пища состояла из вареной трески и жидкой кашицы, приготовленной из разваренного в воде хлеба, слегка сдобренного пивом. В субботу члены этой группы встречались и пели песни вроде «Иерусалим, мой счастливый дом, бесконечно дорогое мне имя». Конечной целью был для них Новый Иерусалим, и с этой жизнью на земле можно было примириться только, как с возможностью попасть туда.

У старого священника, вдовца, было две девочки-подростка — Мартина, названная в честь Мартина Лютера, и Филиппа, названная в честь ученика Лютера Филиппа Меланхтона. Обычно крестьяне приходили в церковь уже только для того, чтобы посмотреть на двух девушек, чья красота сияла, несмотря на все усилия сестер скрыть ее.

На Мартину положил глаз молодой франтоватый кавалерийский офицер. Когда она оказала стойкое сопротивление его чарам — кто бы иначе заботился об ее престарелом отце? — он уехал и женился на одной из фрейлин королевы Софии.

Филиппа была не только красива, но и пела, как соловей. Когда она пела про Иерусалим, казалось, появлялись призрачные видения небесного града. И так случилось, что Филиппа познакомилась с одним из самых известных оперных певцов своего времени, французом Ачилем Папеном, который приезжал на побережье укреплять свое здоровье. Прогуливаясь по грязным улочкам прибрежного селения, Папен, к своему удивлению, услышал пение, достойное Гранд Оперы в Париже.

«Позвольте мне обучать вас, — убеждал он Филиппу, — и вся Франция будет у ваших ног. Члены королевской семьи будут добиваться встречи с вами, и вы будете ездить в экипаже обедать в великолепном «Cafe Anglais». Увлеченная этой идеей, она согласилась на несколько занятий, но только на несколько. Ее беспокоили песни о любви, которые она пела, а волнение, которое она переживала, огорчало ее отца. Когда одна ария из оперы Дон Джованни закончилась тем, что она оказалась в объятиях Папена, а его губы прикоснулись к ее губам, у нее не осталось никаких сомнений, что этим новым удовольствиям должен быть положен конец. Ее отец написал записку, в которой он запрещал дочери впредь посещать занятия, и Ачиль Папен вернулся в Париж, безутешный, словно он неверно распорядился выигранным лотерейным билетом.