Дневник безумной мамаши - [2]

Почему-то многие считают, что супружество со старшим партнером компании, выпускающей программное обеспечение, позволяет забыть про горы счетов и однослойную туалетную бумагу.

Как бы не так!

Компания Стивена, как и многие другие начинающие компьютерные фирмы, уже в который раз находится на грани разорения. Перед нашей свадьбой Стив разрабатывал многообещающую программу, но проект провалился, когда один из конкурентов выпустил почти такой же продукт, только вдвое дешевле.

Но если забыть о деньгах, то и спустя полтора года после замужества я уверена, что приняла самое лучшее решение в жизни. Конечно, первый год был не сахарный. Сложный. О’кей, признаюсь, очень тяжелый. Выяснилось, что ссоры на пустом месте не такие уж безобидные. Нельзя бросить все и пойти в бар знакомиться с одинокими мужчинами. (Для справки: я так ни разу и не побывала в баре для одиноких. Сомневаюсь, что такие бары вообще существуют. Мне кажется, это эвфемизм: говоришь, что пошла в бар, а сама весь вечер сплетничаешь с девчонками о мужиках.) Теперь, когда ты бросаешь все, это называется развод, для которого нужен адвокат, куча бумажек, а главное, чемодан денег.

Что самое важное в браке? Как и в любых партнерских отношениях, нужно приноровиться к ритму чужой жизни. Даже если вы уже какое-то время вместе. Мы со Стивеном женаты второй год, и нам уютно и спокойно вдвоем. Мы обрели гармонию, научились идти на уступки, принимать друг друга такими, как есть, со всеми странностями. Идти на уступки…

Или про уступки я уже говорила?

Не мешает повторить, потому что в браке приходится уступать раз в пять чаще, чем добиваться своего. И в три раза чаще, чем заниматься сексом. Вот Стивен научился помалкивать, когда я сменяю как минимум восемь нарядов перед выходом из дома. А я усвоила, что его привычка оставлять грязную посуду в раковине и неумение обходиться с посудомоечной машиной обусловлены самим строением организма.

И еще я узнала, что он никогда, как бы я ни умоляла, не будет спускать за собой воду в унитазе. Хотя нельзя не отметить: он всегда опускает сиденье. Поэтому можно смело утверждать, что из всех женихов я выбрала сокровище.

18 февраля

Сегодня мы с Мэнди ужинали в нашем любимом итальянском ресторанчике «Фрутто ди соль». Это уютное местечко в Вест-Виллидж, что-то среднее между бабушкиной кухней и неаполитанской столовкой. Мы постоянно зависали здесь еще с окончания колледжа, а теперь, когда нам за тридцать, считаем ресторанчик своим. Во всяком случае, маленький столик в глубине, у камина, точно наш. Правда, когда настоящий хозяин Рокко Маркони обходительно целует мне руку и украдкой заглядывает в вырез кофточки, я начинаю в этом сомневаться.

Меня все еще трясло после собеседования в «Нью-Йорк рефьюз таймс», и я рассказала Мэнди о своем столкновении с доильной установкой. Подруга моментально прониклась моей болью: «Боже, детский питомник какой-то! Как ей только не стыдно! Куда подевалась скромность? Самоуважение? Упругая грудь?»

Пока я пыталась проследить цепочку ассоциаций, приведшую Мэнди от скромности к упругой груди, подружка, слишком поглощенная своими проблемами, уже понеслась дальше. Заговорила о предстоящей поездке на спа-курорт в Ранч-Каньон, куда собирается со своим мужем Джоном. Мэнди хочет, чтобы мы со Стивеном тоже поехали. Никогда! Но я деликатно умолчала о том, что скорее съем собственную ногу, чем отправлюсь в отпуск с ее супругом. Сослалась на то, что безработным спа-курорты противопоказаны. Мэнди наморщила нос: «Эми, что ты говоришь?! Нельзя заявлять „я безработная“. От этих слов веет безнадежностью».

В мире Мэнди, словно вышедшем из романов Чивера[1] — только выпивки чуть меньше, мне дозволялось бы бездельничать, только будь я миллионершей. Сидеть без работы и без денег считается там столь же постыдным, как носить прозрачную кофточку без лифчика. Преступление против морали. О том, что у меня есть цель жизни и я хочу работать, речи не идет. В который раз я поразилась способности Мэнди жить за гранью реальности.

Этот ее талант проявился еще раз в конце ужина, когда она завела речь о своей матери.

Похоже, Мэнди, приравнивающая рождение ребенка к неудачной укладке, вынуждена предпринимать крайние меры, чтобы пресечь беспрестанные жалобы матери на отсутствие внуков. И хотя тактика Мэнди экстремальна, я прекрасно понимаю ее раздражение. Ведь любая пара гетеросексуальных молодоженов неизбежно сталкивается с подобным нытьем.

Мэнди. Я подумала, не сказать ли ей, что я бесплодна? Но это мало похоже на правду. Поэтому я наврала, что Джон стерилен.

(Если бы.)

Я. И она не отстала? Жестоко с ее стороны.

Мэнди. Не то слово. Представь, ей хватило наглости выслать нам десять тысяч долларов на консультации специалиста по искусственному оплодотворению!

(Наглости? Даже моя свадьба обошлась дешевле!)

Я. И куда ты денешь эту сумму?

Мэнди. А откуда, ты думаешь, у нас деньги на Ранч-Каньон?

Счет, пожалуйста! И пусть она оплатит.

5 марта

Мои мытарства в статусе безработной достигли критической отметки. Спустя восемь месяцев со дня кончины «Раундап» мое сотрудничество с самым непопулярным нью-йоркским журналом не оценили ни в одной редакции. Как ужасно проработать двенадцать лет и понять, что ты ни на что не способна!