Дневник - [31]
После обеда мы пошли гулять в сторону Базмона, на холм.
Но чем ближе к вечеру, тем больше я беспокоилась о времени, боялась, что вот-вот все кончится. Перед отъездом успела показать ему весь дом.
Чудесный обратный путь. На вокзале он сразу спросил, увидимся ли мы в понедельник; от неожиданности я сказала «да». Что ж, у меня теперь будет светлая точка в недалеком будущем — уже послезавтра.
Воскресенье, 16 августа
Первая прогулка с детьми[136]. Ездили в Робинзон[137].
День был утомительный, но дети чудесные, очень трогательные.
Понедельник, 17 августа
Институт, половина четвертого. Он был весь в белом. Мы прошлись по бульвару Генриха IV и вернулись сюда по набережным.
Когда он ушел, мне стало страшно — это слишком хорошо, слишком невероятно.
Вторник, 18 августа
Была у бабушки.
Среда, 19 августа
Весь вечер просидела одна дома. Первый раз за два месяца.
Страшная жара.
Принялась за блузку. Но мысли мешали работать; попыталась отвлечься чтением: открыла «Братьев Карамазовых», потом Мередита. А кончилось все скрипкой.
Четверг, 20 августа
Письмо от папы. Он совсем пал духом.
Что делать?
Приходили Сесиль Леман и Пино. Когда Жан Пино уезжал, я не думала, что мы еще увидимся. Но вот дождалась.
Пятница, 21 августа
Улица Бьенфезанс. Я помогала Сюзанне принимать людей. Ужасно — почти всех схватили на линии. А это означает —, немедленная депортация. Сколько же им всем пришлось перенести! И совсем страшно, если вдруг, когда распаковывались присланные из лагеря вещи, кто-нибудь из них видел материнские кольца или отцовские часы.
Всех детей из Бон переводят в Дранси — видимо, для депортации. Они играют во дворе, грязные, завшивевшие, все в болячках. Бедные малыши.
Воскресенье, 23 августа
Ла Варен[139]. Прогулка.
Ничего не получилось.
Дети совсем не слушались.
После обеда рассказывала им «Рикки-Тикки-Тави». Собрались в кружок. Мои любимцы. Эрбер тоже слушал. Сначала я чувствовала себя очень nervous[140]. Но, когда закончила и один мальчик со все еще затуманенным взглядом стал машинально повторять: «Еще, мадам, пожалуйста, еще!», — была просто счастлива.
Понедельник, 24 августа
Николь попросила привести к ней Жана М. Должны были прийти еще Пино и Жоб. Выходя из дому, я еще не знала, как поступлю. Он сидел в библиотеке. Пришел Спаркенброк. Было так странно его увидеть. Он так же хорош собой.
Но мне показалось, что с тех пор, как мы познакомились, прошла целая вечность. Я спросила, как у него дела, он ответил: «Скоро стану отцом». Было как-то неловко, и я была рада уйти.
До дома Николь мы дошли пешком. Там было очень приятно. Но в общем я не очень довольна сегодняшним днем.
Вторник, 25 августа
Была на улице Рейнуар.
Четверг, 27 августа
Жобы, музыка; был еще Брейнар. Ближе к концу вечера пришел месье Перилу.
Пятница, 28 августа
Пошла сначала на улицу Рейнуар, у бабушки никого, кроме меня, не было.
Потом — к Сесиль Валанси. Все как раньше: болтали по-английски, говорили о музыке. Но впечатление осталось тяжелое — мне казалось, что время, когда мы вот так сидели, давным-давно прошло. А ведь это было всего лишь в июне.
Суббота, 29 августа
Относила пакет мадам Шварц. На улицу Тур-д’Овернь — красивая старая улочка, такая приветливая и уютная.
После обеда, задыхаясь от жары, мы пошли к С., было почти как в Обержанвиле, потому что там были тетя Жер и дядя Жюль. Мы с Денизой играли. Странная, но приятная суббота.
Вечером у нас до восьми просидел месье Оллеон. Рассказывал об аресте Розовских, этот рассказ, вся эта история не выходит у меня из головы. Так и вижу тот вечер: пара русских белоэмигрантов, которые смирились с тем, что их арестуют, а маленького сына доверили Оллеону; жена — белокурая красавица, но бледная и больная, лежит на диване, уставясь в одну точку; и муж — его уговаривают выпить и передумать; а потом… Дранси, депортация, она, наверное, не выдержит и умрет в дороге.
Мама пришла встревоженная — ей сказали, что «не подлежащих депортации» отправляют в Питивье.
За последнюю неделю она еще больше изменилась. Стала худенькой, нервной, похожей на ребенка.
После ужина зашел Нослей[141]. Все немножко успокоились.
Воскресенье, 30 августа
Прекрасное мое воскресенье. Вспомнилось «Воскресенье на родине» Киплинга. Две недели я мечтала об этом дне в Обержанвиле.
Были Жан Пино, Жоб и Ланселот Озерный[142]. Чудо повторилось. Разве могло быть иначе? Залитый солнцем сад, ветер на холме после обеда и обратный путь в поезде.
Но дома на чудные воспоминания, которыми я была захвачена, наложилась печаль из-за нового, такого же отчаянного письма от папы.
Понедельник, 31 августа
Схватили Андре Мея с женой. На вокзале. Скорее всего, по доносу.
Многих отправляют в Дранси за попытку пересечь линию. На глазах у папы привезли Тевененов, родственников Шварцев, они были в Обере на свадьбе. Так он увидел их второй раз. Ужас. Генеральша Леви.
Огромное множество поляков, мужчин и женщин, в списках, которые присылают к нам на улицу Бьенфезанс. Сегодня утром один мужчина, едва-едва говоривший по-французски, спрашивал, «не вернули ли вещи малыша». Это четырехлетний ребенок, который умер в лагере Питивье.
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Сборник рассказов о Иосифе Виссарионовиче Сталине, изданный в 1939 году.СОДЕРЖАНИЕД. Гогохия. На школьной скамье.В ночь на 1 января 1902 года. Рассказ старых батумских рабочих о встрече с товарищем СталинымС. Орджоникидзе. Твердокаменный большевик.К. Ворошилов. Сталин и Красная Армия.Академик Бардин. Большие горизонты.И. Тупов. В Кремле со Сталиным.А. Стаханов. Таким я его себе представляю.И. Коробов. Он прочитал мои мысли.М. Дюканов. Два дня моей жизни.Б. Иванов. Сталин хвалил нас, железнодорожников.П. Кургас. В комиссии со Сталиным.Г. Байдуков.
Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.