Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг. - [2]
Математические трудности этой работы, по-видимому, чрезвычайно значительны; тем с большей неприятностью приходится констатировать, что мой математический багаж весьма невелик, хотя приобретен солидно. Не считая мелких книжек, я основательно проштудировал пока только «Элементы высшей математики» Лоренца и «Аналитическую геометрию» Андреева. Литературу по данному вопросу мне уже удалось собрать, хотя к знакомству с ней приступить, еще не удалось.
Несомненно, что к исполнению этой главной задачи мне придется приступить вряд ли раньше, чем лет через пять, когда удастся солиднее заложить математический фундамент и ознакомиться с работами в этой области.
Близка к первой задаче и вторая, которую также придется разрешать, вероятно, математическим путем, вопрос о стиле организмов. «Атомный вес» вида должен явиться лейтмотивом всей организации вида и с этой точки зрения можно будет различать «стильные» и «нестильные» формы, смотря по тому, насколько строго проводится в организации вида подчинение одному принципу: понятие «нестильных» должно заменить собой понятия о декадансе видов, патологических видах и т. д.
Вообще я сейчас задаюсь целью написать со временем математическую биологию, в которой были бы соединены все попытки приложения математики к биологии. Уже имея ту литературу, которая мною собрана (и которая, конечно, чрезвычайно далека от полноты) можно видеть, какая грандиозная картина получится, если суметь осилить весь имеющийся материал, и наметить пути к математической обработке тех частей, которые еще ей не подвергались, но возможность математической трактовки которых очевидна. Наряду с первыми двумя областями, которые можно назвать математическим рассмотрением формы (на память можно назвать имена Науманна, Грабау, Меллера, Хабенихта, Гебхардта, сюда же вопросы, например, листорасположения, Швенденер, Итерсон и т. д.) много математических приложений дает физиология: вопросы нервного возбуждения — Лазарев, Нернст, Леб; экспериментальная психология (Вебер-Фехнер) и психология вообще (Гербардт, Година); теория мышечного раздражения, кривые роста (Робертсон); теория иммунитета (см. у Словцова); движения организмов, физиологическая оптика и акустика (Гельмгольц) и т. д. Наконец, видимо, далеко не исчерпанный интерес представляют работы Пирсона по вариационной статистике, так как современные статистики, как будто слишком мало обременены научным багажом и потому не способны формулировать глубоких проблем.
Сопоставление всех достигнутых результатов, мне думается, имело бы немаловажное значение, хотя бы потому, что привлекало бы внимание значительного числа математиков на эту область, которая для них недоступна из-за незнакомства с биологической литературой.
Установившаяся во мне перемена мировоззрения, заставила меня смотреть иными главами и на искусство; мне представляется вполне возможным создание объективной эстетики и, прежде всего в тех двух искусствах, которые всего более подвержены математической трактовке музыке и архитектуре. Искусство данного народа есть такой же расовый признак, как и чисто телесные особенности, и как на основании одной части тела можно восстановить весь образ, так по стилю одного искусства теоретически можно восстановить весь стиль другого искусства данного народа.
Имея в виду вести усиленные подготовительные работы по главным моим задачам, я в ближайшее время намерен выполнить две работы меньшего объема, хотя имеющие и самодовлеющий интерес. Первая, которою я занят в настоящее время — структура, гистогенез щетинок и архитектоника параподий у полихет. Несмотря на кажущуюся узость темы, мне представляется возможным подойти здесь к целому ряду биологических проблем (вопрос о наличии внеклеточных факторов в формообразовании, стиль, приложение теории Швендене к расположению щетинок, влияние ядра (так что без сожаления потрачу на нее два-три года, если только удастся справиться хотя бы с частью намеченных вопросов). Другой темой намечено изучение гистогенеза крылового рисунка у бабочек в связи с теорией Гебгардта. Этот вопрос мне знаком совсем понаслышке. Привлекает меня он потому, что если теория Гебгардта в том или ином смысле верна (я, почему-то, убежден в ее правдивости), то рисунок крыла и окраски можно будет свести на сравнительно ограниченное количество факторов. Изоляция этих факторов (может быть, экспериментальным путем на куколках во время метаморфоза) позволила бы их изучить в отдельности. Вопрос интересен тем, что упростив таким образом схему рисунка крыла можно было бы доказать, что и случаи миметизма являются действительно простыми случаями комбинации факторов (как думает Пюннет и др.) и этим уничтожить самую цитадель дарвинизма.
Кроме этих, чисто биологических работ, у меня имеются в проекте еще три темы:
1) Обоснование виталистической натурфилософии; после чтения статей Лосского и др., я (несмотря на возражения Гурвича) все более убеждаюсь, что я был прав, проводя в статье «Механизм и витализм, как рабочая гипотеза» мысль, что борьба витализма и механизма имеет аналогии и в других областях знания. По терминологии Лосского это, очевидно органическое и неорганическое мировоззрение. Мне представляется очень благородной задачей проследить борьбу обоих мировоззрений по всем отраслям знания, но, конечно, для этого необходима серьезная философская подготовка.
Это – фрагменты неопубликованной рукописи одного из интереснейших отечественных испытателей природы – биолога, профессора Александра Александровича Любищева (1890-1972). Коллеги Любищева знали его печатные работы, которые впоследствии оказались как бы надводной частью огромного айсберга. В колоссальном его архиве, переданном теперь Академии наук, было обнаружено более трехсот ненапечатанных статей по общей биологии и по прикладной энтомологии, по математической статистике и по теории эволюции, по философии, по истории и литературе объемом свыше 10 тысяч страниц, а сверх этого 56 томов конспектов и критических заметок и, наконец, около 4,5 тысяч писем.
Настоящая статья касается лишь связи систематики и эволюции и вытекающих из этой связи логических и методических выводов. Она является продолжением и развитием некоторых прежних работ автора (Любищев, 1923; Lubischew, 1963).
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.