Дневник 2006–2011 - [58]

9 марта

«Истерик бессознательно принимает на себя роль несчастной и всегда неудовлетворенной жертвы. Но зачем же фантазировать о несчастье и быть постоянно неудовлетворенным, если все мы должны быть счастливы, получать удовольствие? Причина очевидна. Истерик — боязливое существо, которое, вместо того, чтобы избавиться от страхов, навсегда поселяется в мире своих фантазий и неудовлетворения. До тех пор, пока я неудовлетворен, сказал бы истерик, я в безопасности. Для него существует лишь одна опасность — получить удовольствие, наслаждение, которое сведет его с ума, заставит его раствориться, исчезнуть в этом удовольствии навсегда. Не важно, что это за удовольствие — удовольствие ли от секса, инцестуальной связи, смерть или боль — страх истерика сосредоточен лишь на единственной опасности — опасности удовольствия. Страх и постоянный отказ от удовольствия составляют ядро психической жизни истерического невротика. И чтобы избавиться от угрозы этого удовольствия, у истерика появляется план: он должен доказать себе и миру, что единственное существующее удовольствие — это неудовлетворенное удовольствие. Он выдумывает себе монстра под называнием «другой», чудовище, вечно обманывающее его ожидания. Любое взаимодействие с этим «другим» разочаровывает истерика. В конце концов, его повседневная реальность начинает зависеть исключительно от этой фантазии, и все его близкие, без разницы любит ли он их или нет, становятся для него неудовлетворяющими другими. Что это значит — истеризировать? Истеризировать — значит наделять эротическим смыслом любое действие другого, даже если оно абсолютно невинно. Вот что делает истерик: наивно и абсолютно неосознанно он наделяет сексуальным значением все, что не имеет ни малейшего отношения к сексу. Он смотрит на мир сквозь призму своих сексуальных — не обязательно им осознаваемых — фантазий. Каждый жест, любое слово или молчание, абсолютно все, что он получает от другого или другому адресует, несет для него сексуальный смысл. Наделять сексуальным значением не связанное с сексом, значит для истерика превращать даже самые нейтральные объекты в знаки, пробуждающие страсть и намекающие на сексуальный контакт. Но истерик производит сексуальные знаки, за которыми никогда не следует сексуального контакта, на который они указывают. Поэтому его единственное удовольствие — это мастурбация. Истерик живет в мире, сбивающем его с ног, наполовину реальном, наполовину выдуманном, там он вовлекается в жестокую и болезненную игру многочисленных и внутренне противоречивых идентификаций с различными людьми, все более и более отчуждаясь от себя самого, в первую очередь от своей сексуальной идентификации. Таким образом, истерик может считать себя и мужчиной, и женщиной, или и тем, и другим. Но без разницы, с кем он себя идентифицирует: он всегда будет думать о себе, как о лишнем. Именно эта исключенность является причиной меланхолии истерика. И вот уже истерический субъект и в самом деле больше ни мужчина, ни женщина: он — сама боль неудовлетворенности. Состояние печали истерического Я соотносится с пустотой и неопределенностью его сексуальной идентификации».

10 марта

В пятницу шел с тенниса на работу и столкнулся на улице с К… Так получилось, что мы работаем на разных концах одной улицы. Она заметила меня слишком поздно, не успела перейти на другую сторону улицы. Тогда она встала у витрины итальянского ресторана и стала смотреться в нее и поправлять прическу, чтобы не здороваться со мной. Мне было неловко, я сказал ей: Здравствуй, и быстро пошел дальше. Надеюсь, она хотела избежать встречи со мной не потому, что мы знаем друг о друге слишком много ненужного, а потому что не хотела, чтобы я увидел, как она постарела за последний год.

13 марта

Ходил сегодня на очередное занятие по публичной речи, оно начиналось в восемь утра, я был совершенно разбит, у меня бессонница. Мы занимались дыханием, осанкой, тренировкой голоса и артикуляцией. Инструкторша заставила нас снять обувь, и мы делали какую-то гимнастику для осанки. В нашей группе был пидоватого вида брюнет и красивый русый физик, оба немцы, и, пока все делали упражнения, брюнет пялился на узкие ступни русого, я, впрочем, тоже время от времени на них поглядывал, потому что они мне тоже нравились. Потом пришло время одного идиотического задания, и мы должны были представить себя деревом. Русый сказал, что он яблоня, дерево греха, а брюнет, когда пришла его очередь, сказал: ой, ну а я березка, стройная, но крепкая и гибкая: ветер может меня гнуть как угодно. И покраснел. Мне в общем-то было трудно вообразить себя деревом, но я вспомнил, какие деревья традиционно любят немцы, и сказал, что я дуб. После того, как мы вообразили себя деревьями, нужно было еще сказать, какие у этих деревьев корни и как глубоко они уходят в землю. У меня корни большие, где-то метра два–три, сказал русый. А у меня, сказал брюнет, тоже большие, и добавил после небольшой паузы: и еще толстые. И многозначительно посмотрел на русого. Когда дело дошло до парных упражнений, брюнет хотел было подъехать на своем стуле к русому, но тот быстро рванул ко мне, на что брюнет театрально взмахнул руками и сказал, ну ладно! После парных упражнений, которые заключались в том, что мы должны были внимательно смотреть друг другу в рот, чтобы понять, как работает голосовой аппарат, мы перешли к самому главному: расслаблению связок, разогреву языка, чтению стихов вслух с винной пробкой во рту.