Дневник. 1914–1920 - [13]

Шрифт
Интервал

Земству задерживают разрешить помощь раненым, все дается Красному Кресту. А «Русские Ведомости» не получают телеграмм об этих притеснениях, хотя они и посылали. Очевидец из Петракова говорил Василию Михайловичу, что никаких зверств там немцы не учиняли.

27 августа

Формалистика заела – лазарет у Шуберта готов, подали заявление, прислали врача, а раненых по их закону через три дня!

29 августа

Упорно говорят, что японцы подвозятся через Россию, и что с ними идут немецкие мортиры, самые сильные, которые немцы им послали, чтобы идти против России, говорят и об индийских войсках, идущих через Россию. А русских перебросили через Англию во Францию.[103] Про поражение двух корпусов на Мазурских озерах говорят упорно (из Петербурга передавали в «Рус[ских] В[едомостях]» и говор[или] у адвокатов), что по небрежности ген[ерала] Агафонова они зашли так далеко и остановились рядом с железной дорогой (в ½ версте), не разрушив ее. Пришел блиндированный поезд и стал разносить, все смешалось, смяли свой обоз, а из-за 10 верст невидимая артиллерия разбила их окончательно.[104] Говорят, Самсонов дал пощечину Агафонову и застрелился, и М. тоже, а Агафонов предан военному суду и привезен в Москву (30 000 убитых и столько же сдалось в плен)…

Управа тянет нас с инструментами три дня! Беляев говорил, что один богатый господин жертвовал целый дом с оборудованием под госпиталь, но не смог в Управе ничего добиться и ушел. Беспорядок там ужасный.

В обществе деятелей периодической печати[105] С. говорили, что газеты печатают фамилии иностранных фирм, подлежащих бойкоту, и берут взятки за ненапечатание.

4 сентября

Очень занята с госпиталем. Привезли две партии из-под Люблина. Кое-кто был в плену у австрийцев – обращались хорошо, но кормили плохо, как и своих.

Вчера привезли из Пруссии. Говорят, что пока шли туда, было очень хорошо, пожили всласть, очевидно, и пограбили. Если в деревне по ним стреляли, ее всю сжигали и стреляли в жителей. Зашли далеко к Мазурским озерам, потом стали отступать, и теперь немцы уже взяли Вержболово, о чем в газетах молчат. Огонь их гаубиц ужасен; сперва летят аэропланы, которые бросают сверху что-то металлическое, указывая прицел на нашу пехоту, тут невидимые гаубицы начинают разносить с такой силой, что взрытая снарядами земля засыпает в окопах насмерть. При отступлении даже женщины стали стрелять по нашим, – а туда шли – принимали их хорошо, все давали даже даром. Говорили о раненых пруссаках, которые убили доктора и еще кого-то.

Поповы устроили патронаж и от нас послали к ним слабо раненных. Брат Сыроечковских – военный доктор, говорил, что раненые пруссаки при перевязках плюют в лицо, и что когда в вагоне пруссаки передрались с австрийцами, их всех 40 раненых тут же расстреляли. Вишняков говорил, что в Калуге начальник тюрьмы взял на квартиру несколько пленных прусских офицеров, и они в одну ночь изгадили комнату, заявив утром, что этим выражают свое величайшее презрение. Их перевели в тюрьму. Зинаида Степановна Яновская говорила, что начальник штаба, где Шура Шуберт, Древинг убит осколком гранаты. Это идейный военный, он писал, что там у нам такое безобразие творится высшим начальством, в смысле грабежа, что один ужас. Хотели назначить в Галицию – Рейнбота и Курлова, проворовавшихся здесь во всех отношениях, поднялся общий вопль протеста, и это спасло от них Галицию.

9 сентября

Третьего дня С. был на интересном заседании писателей, ученых, общественных деятелей и артистов, собравшихся с целью выразить протест против немецких зверств. Заседание открыл Ю. Бунин, заявив, что его брат, Иван, составил воззвание к русскому народу или ко всем, и что все собравшиеся, конечно, не могут молчать и должны подписать. Южин, председатель, предложил всем высказаться – молчание. Тогда С. сказал, что раньше, чем обсуждать, надо знать воззвание и попросил его прочесть. Иван Бунин прочел лирическое воззвание. Грузинский заявил, что оно прекрасно и надо только два-три слова вставить; потом Ледницкий патетически вопиял, что надо протестовать и т. д. Швецов, потрясая кулаками, кричал: «Наша армия должна на штыках нести это воззвание!», и т. д. Тогда встал Сакулин и, воздав великую хвалу таланту Бунина, раскланявшись и расшаркавшись перед ним, сказал «но» – если бы был жив Толстой, он бы сказал свое слово, и его услышали бы все, но, к сожалению, среди нас «нет Толстых» и «все мы вместе не можем составить Толстого», поэтому он предложил бы[106] говорить в воззвании не о немецких зверствах, а о зверствах вообще, о зверствах войны со всех сторон. За ним С. начал с того, что с ним согласен и что хотя и не знает еще, надо ли вообще воззвание, не будет ли оно играть в руку желтой прессе, он считает, что если и будет воззвание, оно должно быть обращено ко всем. Он подошел к вопросу с исторической точки зрения, сослался на исследование комиссии Карнеги о Балканских зверствах,[107] где так блестяще опровергаются свидетельства очевидцев, и выставил два пункта, разрешив которые, можно выступить с воззванием: 1) доказательство зверств немцев и 2) уверенность в истине того, что русские этого не делают. После него Вересаев высказался еще сильнее против всяких воззваний, говоря, что это желтая пресса подцепит. Иван Бунин оскорбился (он сам же говорил, что мы многого не знали и не узнаем из-за цензуры). Тогда их троих стали называть «защитниками немцев»; но настроение уже изменилось. Выступил поляк – австрийский подданный Тедеуш Мицинский, который вопил, что С. оккультист и эстет и смотрит мистически, а что тут жизнь и надо рвать горло пруссакам, что он своих родственников, которые теперь в прусском мундире, сам убьет при встрече. Орал он патетически фальшиво. Ледницкий возопил: «Да, хорошо С. П. говорить, сидя в кабинете, а что было в Калише!» – «Вы там были?» – спросил С. – «Нет, но у меня сидят беглецы оттуда, это ужас, беда и т. д.» Южин тоже сказал: «Я согласен с С. П.; но когда сама жизнь вопиет в лице этого польского представителя, надо протестовать», – а сам Южин, по словам П. С. Попова, не подал руки артисту немецкого подданства. Постепенно большинство склонилось против протеста, выбрав комиссию для выработки к 13 числу проекта. У Бунина попросили его воззвание в качестве материала – он с негодованием отверг это. Ледницкий подошел к С. и спросил: «Вы меня осуждаете?» С.: «Я уже три недели удивляюсь вам» (с воззвания к полякам, на которое Л[едницкий] ответил чувствительной статьей


Рекомендуем почитать
Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Страсть к успеху. Японское чудо

Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Джоан Роулинг. Неофициальная биография создательницы вселенной «Гарри Поттера»

Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.


Ротшильды. История семьи

Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.


От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Воспоминания генерала от инфантерии Эдуарда Владимировича Экка (1851–1937) охватывают период 1868–1918 гг. В книге рассказывается о времени его службы в лейб-гвардии Семеновском полку, а также о Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой войнах. Автор дает уникальную картину жизни Российской императорской армии от могущества 1860-х до развала ее в хаосе Февральской революции 1917 года. Огромное количество зарисовок из военной жизни Российской империи, описания встреч автора с крупными историческими фигурами и яркие, красочные образы дореволюционной России делают воспоминания Экка поистине ценнейшим историческим источником.


На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка. 1914–1917

«Глубоко веря в восстановление былой славы российской армии и ее традиций – я пишу свои воспоминания в надежде, что они могут оказаться полезными тому, кому представится возможность запечатлеть былую славу Кавказских полков на страницах истории. В память прошлого, в назидание грядущему – имя 155-го пехотного Кубинского полка должно занять себе достойное место в летописи Кавказской армии. В интересах абсолютной точности, считаю долгом подчеркнуть, что я в своих воспоминаниях буду касаться только тех событий, в которых я сам принимал участие, как рядовой офицер» – такими словами начинает свои воспоминания капитан 155-го пехотного Кубинского полка пехотного полка В.


На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Публикация мемуаров А. В. Черныша (1884–1967), представителя плеяды русских офицеров – участников Первой мировой войны, полковника Генерального штаба, начальника связи 17-го корпуса 5-й русской армии, осуществляется совместно с Государственным архивом РФ и приурочена к 100-летию начала Первой мировой войны.Первые три части воспоминаний охватывают период службы автора с 1914 по 1916 год и представляют уникальные свидетельства очевидца и участника боевых действий в районах реки Сан под Перемышлем, переправы через реку Буг, отхода русской армии к Владимиру-Волынскому.


От Мировой до Гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920

Дмитрий Всеволодович Ненюков (1869–1929) – один из видных представителей российской военной элиты, участник Русско-японской войны, представитель военно-морского флота в Ставке в начале Первой мировой войны, затем командующий Дунайской флотилией и уже в годы Гражданской войны командующий Черноморским флотом.Воспоминания начинаются с описания первых дней войны и прибытия автора в Ставку Верховного главнокомандующего и заканчиваются его отставкой из Добровольческой армии и эмиграцией в 1920 году. Свидетельства человека, находившегося в гуще событий во время драматического исторического периода, – неоценимый исторический источник периода Первой мировой войны и революции.