Для тебя моя кровь - [89]

Лезвие ножа дрожало, губы парня дрожали тоже.

А фигура приближалась медленно, словно была уверена в том, что жертва никуда от неё не уйдёт.

Слишком самоуверенным оказался этот демон, так как компания, наконец придя в себя бросилась наутёк, оставив меня на растерзание странному психу, бродящему по ночам в лесу. Вот сейчас и закончится моя бесславная, никчёмная жизнь. Будут ли обо мне горевать бабушка и дед? А Светка вспоминать будет?

Псих откинул капюшон и сел напротив меня. Языки костра осветили его усталое старческое лицо, изборождённое морщинами, седые волосы, и глаза. А вот глаза светились молодостью, жизнью, весельем, словно принадлежали другому человеку.

- Как тебя назвали? – голос старца, не старика, ни старикашки, а именно старца показался мне смутно знакомым. В нём, в этом глубоком голосе звучала мощь, скрытая, запрятанная.

- Зинаида, - прошептала я одними губами.

Нет, этот седовласый мудрец, гладковыбритый, с чарующим голосом и озорным взглядом не может оказаться маньяком. Во- первых- слишком стар, во- вторых- не погнался ведь он за красивой Светкой и соблазнительной Мирославой. А маньяков должен подстёгивать, возбуждать вид убегающей жертвы, или я это с собаками путаю?

- Тебе не идёт это имя, - старец покачал головой.

- А какое идёт?

Если честно, на мнение старого бродяги мне было глубоко наплевать. Гораздо больше интересовала перспектива возвращения домой или вернее отсутствие этой самой перспективы. Далеко ли я уйду ночью, на заплетающихся слабых ногах по буеракам?

- Своё, - ответил старик. – Тебе идёт твоё собственное имя.

- Ну и как же меня зовут?- да уж, содержательный разговор у нас получается, ничего не скажешь.

-А это ты сама вспомнить должна. А ещё, откуда ты, кем ты была ранее, и почему ты здесь.

- А как вы догадались?

- Вижу. Я профессор психологии, как раз занимаюсь проблемой амнезии. Приехал сюда, в глушь, чтобы писать книгу в тишине. Поселился в сторожке.

Причин не верить этому человеку, впрочем, как и верить, у меня не было. Но его объяснения поставили всё худо- бедно по своим местам, так что можно было не бояться. Тем более, кто знает, может он сможет мне помочь.

- Я не помню ничего. Каждые два года у меня начинаются приступы, а после них- чистый лист. Можно начинать жизнь заново, ни воспоминаний, ни стремлений, ни обид. У меня ничего нет, я одна, я просто больное существо, с которым возятся, которое должно испытывать благодарность, любить своих благодетелей, которое не за что уважать!

Я и сама не заметила, как перешла на крик. Слёзы текли по щекам, горло сжималось в спазме. Лицо старика расплывалась, становилось не чётким.

- Я никому не нужна, они сбежали, вы же видели, как они сбежали? А как я теперь домой попаду?

Профессор слушал, не перебивая. Лишь когда силы мои иссякли, он взял мою руку в свою, слегка пожав. И мне показалось, что по венам потекла сила, живительная, наполняющее меня спокойствием, И в одно мгновение я избавилась от гадкого ощущения своей половинчатости, своей оторванности от чего- то целого.

-Так легче? – спросил он. И мне почудилась в его глазах боль, сожаление и вина?

Почему он так смотрит? Может понимает, что я безнадёжна, и медицина в моём случаи бессильна?

- Ты вспомнишь, - проговорил старец, продолжая удерживать мои пальцы в своей не по- старчески горячей ладони.

Какая пронзительная зелень глаз? Что она мне напоминает, почему так легко, так комфортно находится рядом с этим человеком? Почему так страшно потерять его?

- Зина! – издалека раздавался хор нестройных голосов.

Повернув голову в их сторону я увидела множество фонарей. Это что же, вся деревня отправилась на мои поиски?

- Зинуша, внученька моя! – причитала бабка, будто меня сейчас шли не искать, а хоронить.

- Тебя ищут, - сказал старик. – Боюсь, что работа над твоей памятью завершится, не успев начаться.

Выбор, этот странный человек давал мне выбор. Уйти с ним в неизвестность, не зная о нём ничего, но в надежде обрести себя, или вернуться к старой жизни, где царят недомолвки, какие- то сомнительные факты из моей биографии, не стыкующиеся между собой?

Голоса людей становились громче, холодный свет фонариков ярче.

- Тебе решать, - тихо, и как – то обречённо говорил профессор. – Нужно ли тебе это? Может быть лучше остаться Зинаидой и тихо жить новой жизнью, ничего не зная о себе.

- Я хочу помнить.

Эти слова оказались роковыми, и мне показалось, что во взгляде моего нового знакомого мелькнуло облегчение и даже светлая радость. Неужели я заинтересовала его, как пациентка? Может он будет писать обо мне свою работу?

Но додумать дальше я не успела. Моё сознание поглотила тьма, но не страшная, мертвенная и тяжёлая, а мягкая и бархатистая, тёплая и уютная, словно южная ночь.

Глава 25.

Утром человек воспринимает мир иначе и собственные поступки оценивает совсем по- другому. Если вчера вечером моя авантюра казалась мне верхом смелости, протестным маршем против рамок, в которые меня втиснул деспотичный дед и покорная ему бабушка, шагом к изменению своей жизни в лучшую сторону. То с первым солнечным лучом, мазнувшем по моей щеке, в груди и животе защемило от осознания своей глупости, стыда и отчаяния, что ничего нельзя вернуть обратно. Отмотать то мгновение назад, словно киноплёнку.