Для тебя моя кровь - [86]

Наконец то! Стук топора, дерево раскалывается с сухим треском. У меня есть час, целый час, чтобы поговорить с бабушкой. Как мало мне нужно для счастья, шестьдесят минут без деда, его ворчания и упрёков.

На кухне уже пахло готовящимися щами. Бабушка, стоящая ко мне спиной, резко обернулась на скрип открываемой двери. Прядь седых волос выбилась из под косынки и мешала, закрывая обзор левому глазу.

Я уселась за стол, машинально обводя пальцем квадратики на выцветшей клеёнке.

- Ну так что,- разговор о снах необходимо было продолжить, от чего- то мне казалось это важным. – Бабушка, это не просто сны, понимаешь? В них я живее себя наяву. Да, ты права, сны – это накопленная за день информация, испытанные мною эмоции, переработанные мозгом и отправленные в подсознание. Но ведь, если верить вам с дедом, я никогда не видела моря, никогда не поднималась в горы, не писала на школьной доске. Так почему же мне всё это снится?

О том, что мне снится мужчина с пронзительным зелёным взглядом, я промолчала. Было стыдно рассказывать о, заставляющих закипать кровь, прикосновениях, обжигающих поцелуях, о тянущей боли в низу живота и колотящемся сердце после пробуждения.

- Что значит: «Если верить вам с дедом»? По- твоему мы тебя обманываем? – бабушка села напротив меня, комкая полотенце в морщинистых руках.

Уходит от разговора, старается перевести его на другую тему. Ну да, сейчас начнутся упрёки в неблагодарности, рассказы о своей жертвенности, ведь ради меня им пришлось переехать в глушь из любимого городишки, где у них были друзья, работа и прочие блага. А для пущей убедительности мы ещё и всплакнём. Но нет, больше со мной этот номер не пройдёт.

- Откуда мне знать, врёте или не врёте. Я же ничего не помню, в том числе и вас. По тому и спрашиваю. Я даже не уверена в том, что меня зовут Зинаида и мне восемнадцать лет.

Скорее всего решимость узнать всё до конца бабушка прочла на моём лице и услышала в голосе, так как отказалась от старой, но такой верной, давно проработанной схемы. В её серых, выцветших глазах мелькнуло изумление и даже что… Страх?

- Милая моя, - сухая бабушкина ладонь накрыла мои пальцы. Теперь взгляд стал сочув ствующий, полный боли, истинной, неподдельной. Боль за своё дитя, смешанная с тревогой, жалостью и нежностью. Отвратительный микс, предназначенный лишь тяжело больному, обречённому, но такому дорогому человеку.- Всё это твоя болезнь, и не более. Врач предупреждал нас об этом.

А может страх разоблачения и изумление мне показались? Я же чокнутая, мне что угодно привидится может?

- А ещё, - пока нет деда, я решила воспользоваться моментом и выспросить всё. – Мне кажется, что половины меня нет. Я не ощущаю себя целой, словно часть меня где- то далеко и пытается воссоединиться, но не может.

Ох, лучше бы я этого не говорила. Глаза бабушки заблестели от слёз, но не напускных, а настоящих, страшных. Слёзы отчаяния, безысходности. Она вскочила со своего места, порывисто меня обняла.

По спине моей пробежал холодный пот, я окаменела от ужаса перед неизвестностью. Если бабушка сейчас поведает мне всю правду, то она, не бабушка конечно, а правда, мне не понравится, очень не понравится.

- Деточка моя, - плечи бабушки тряслись, речь, от душащих старую женщину, слёз казалась невнятной. – Больной ты наш ребёнок! Ты ведь не всегда такой была. И в школу ходила, и с подругами гуляла. Но однажды, на тебя напал маньяк. Тебе тогда десять годков было. Он избивал тебя , насиловал в каком- то подвале, а когда ты ему надоела, бросил умирать. Тебя нашли случайно, ты умирала от травм и кровопотери. А этот гад сбежал, его так и не поймали. Врачам удалось спасти твою жизнь, но не здоровье. Вот откуда твоя болезнь, милая. А все эти сны и странные ощущения говорят о прогрессировании твоего заболевания.

Бабушка вновь стала деловитой, подошла к плите, начала помешивать свои щи. Меня же затошнило. Неужели этот кошмар произошёл со мной? Неужели из- за какого- то урода я стала безумной калекой? А могла бы учиться в институте, как Светка, встречаться с друзьями, целоваться с мальчиками, танцевать на дискотеках. Нет, хватит существовать, словно неодушевлённый предмет, хватит оплакивать свою судьбу. И пусть я не смогу никогда нормально ходить, пу сть мои ноги не желают двигаться и заплетаются, как у вечно пьяного кузнеца Петровича. Пусть моё тело коряво и неуклюже. Но я смогу всё вспомнить, свою жизнь, разделённую на «До» и « После». И не важно, что воспоминания могут причинить мне боль. Я личность, у которой должно быть не только безрадостное унылое настоящее, а ещё прошлое, каким бы оно не было, и будущее. Пока не знаю как, но я вспомню.

- Надо сказать деду, - бабушка пригубила своё кулинарное творения из деревянной ложки. – Он что не- будь придумает с твоими снами. Он ведь у нас такой, из любой ситуации выход найдёт.

- Убьёт меня, чтоб не мучалась, и вас не мучила, чем не выход? – не удержалась я от шпильки. Вот чего мне не хотелось, так это очередных дедушкиных терапевтических мероприятий.

- Не смей говорить такое про деда! – старушка в сердцах швырнула ложку на стол. Остатки супа разлетелись по кухне мелкими брызгами. – Он столько для тебя делает, неблагодарная ты девчонка!