Для тебя моя кровь - [100]

- У тебя есть бабушка и дед, которые тебя любят.

- А по интереснее стимула не нашлось, доктор? Простите, не знаю вашего имени. А может я хочу досмотреть эти сны до конца, может тот воображаемый мир для меня более реальный, чем эти неповоротливые ноги, ворчащий дед и одиночество?

- Имя моё ты знаешь, просто забыла. Зовут меня Алина Николаевна. А что касается стимула, так пусть им станет исцеление. Ведь если будет здоров твой разум, ты сможешь учиться, наяву учиться, Зина. Есть множество профессий, которые не требуют ходьбы. Вот, к примеру, ты можешь стать психологом, или программистом. Подумай об этом, Зин. А я всегда буду готова тебе помочь . Видишь, несмотря на то, что вы переехали, я прибыла сюда по первому зову твоего дедушки.

Каждая фраза Алины Николаевны дарила успокоение, растекалась по венам заживляющим бальзамом. От мягкости и теплоты её тона на глаза наво рачивались слёзы. Она сидела напротив меня расслабленная, уверенная в себе, но в то же время открытая. Руки, обращённые ладонями вверх, спокойно лежали на коленях, на лице полуулыбка.

- Вы останетесь здесь, - спросила я доктора и тут же испугалась, получить отрицательный ответ. Она уедет, и с кем я останусь, кто внушит мне это ощущение спокойствия, кто подарит надежду на нормальное будущее, а не жалкое зависимое существование, кто уверит в том, что я могу стать здоровой?

- Нет, Зина, у меня много других дел. Но с недельку я побуду в деревне, и даже несколько раз к тебе загляну.

Ну конечно, у неё есть и другие проблемы, требующие решения. Разве тут до сумасшедшей деревенской дурочки? Может она и ехать сюда не хотела, а дед уговорил? А я скулю, словно щенок. Где моё чувство собственного достоинства?

Алина Николаевна ушла, закрыв за собой дверь, и тоска навалилась всей своей удушающей тяжестью.

Вернулся дед, и они с бабкой о чём- то шептались на кухне. Я же неподвижно сидела на стуле, среди клочьев порванной бумаги потерянная, скомканная, словно та тетрадка с бабкиными записями, сломленная.

Глава 29

Какой смысл вставать с постели, придумывать какие- то дела, о чём- то разговаривать? Не легче ли лежать в своей комнатушке, глядя на то, как в помещение врываются золотые снопы солнечного света. Уходит лето. Ускользает, словно песок сквозь пальцы, ну и пусть. Нам, сумасшедшим разницы нет зима или лето. Мы ведь и в шубе по деревне в жару пройдёмся, и в мороз до трусов разденемся.

Пару раз ко мне заглядывала Светка, вся такая свежая, свободная, живая. От неё пахло ягодами и мятой, жёлтый топ, который несколько дней назад летел в фельдшерицу, оттенял её бронзовый загар. Светланки было слишком много, она давила на меня своей говорливостью, своей энергией, своим жизнелюбием. И глядя на неё, я ещё больше ощущала себя жалкой, отвратительной. Она уедет, вновь начнёт учиться, общаться со своими друзьями и забудет обо мне. А что стану делать я? Сидеть у окна, разговаривать с бабушкой, выслушивать упрёки деда, ждать Светкиных писем, словно манны небесной. Она добрая, два раза за год черкнёт мне несколько строчек, рожицу весёлую нарисует, чтобы порадовать больную девочку. Только больше мне не нужны её письма. Не стану я перечитывать их по нескольку дней подряд, летать на крыльях от радости, не после того, как окунулась, хоть и во сне, в настоящую жизнь.

Подруга пыталась меня развеселить, подбодрить, но я отвечала неохотно, улыбалась через силу, и чувствуя это, Светка уходила. Дверь за девушкой закрывалась, а я вновь оставалась одна. Книги тоже больше не радовали. В них описываются судьбы тех, кто несмотря на все невзгоды, проблемы и препятствия, обретает счастье. Герои добиваются своей цели, находят искомое, встречают свою любовь. К чему мне радоваться за придуманных кем- то людей?

Каждый вечер, как только деревня затихала, а по небу растекалось чернильное пятно ночной мглы, к нам в дом приходила Алина Николаевна. Но больше мы с ней не разговаривали. Пошептавшись о чём- то с дедом, психотерапевт заходила ко мне в комнату, просила лечь на кровать, и начиналось моё лечение.

- Ты лежишь, тебе удобно, твои глаза закрыты, а тело расслабленно, - начинала она всегда с одних и тех же слов. – Тебе хочется спать, веки тяжелеют, дыхание становится глубоким и ровным. Ты погружаешься в сон, Ты спишь. Ты проснёшься, но будешь спать, всё сон.

Потом она произносила сочетания каких- то не связанных по смыслу слов и набор цифр, и я пропадала. А на утро с трудом разлепляла веки, ощущая слабость во всём теле, раздражение на весь мир и гадливость к самой себе.

Так продолжалось три дня. Дед и бабушка меня не тревожили. А к чему беспокоиться, лежит себе опостылевшая обуза в комнате, не пристаёт с просьбами, не ковыляет, держась за стены, даже не ест почти. Чего им жаловаться?

Три ночи я спала, как убитая, без видений. А вот на четвёртую, оказалась за воротами своего дома, растрёпанная, в ночной сорочке, со странным предметом в правой руке. В черноте неба желтел серп луны, похожий на ломтик дыни, именно он и являлся единственным источником света в непроглядной тьме улицы. Босые ноги и подол сорочки намокли от росы, ветер холодил кожу, а я стояла и ждала, твёрдо зная, что он придёт именно сегодня. А я убью его, вот этой штукой, что держу в руках. Небольшой диск, размером со спичечный коробок, только тонкий., наполненный смертельным ядом. Я должна обнять белобрысого маньяка, прислонить диск к его телу, выскочит иголка, протыкая кожу, впрыскивая яд. Белобрысый маньяк за всё мне ответит, за боль, за то, что сделал с моим телом и разумом. Да, это сон, всего лишь сон, в котором я должна победить свои страхи, научиться контролировать свои фантазии. Так, по моему, говорила Алина Николаевна?