Длинные тени - [70]

Школу я окончил, диплом получил и подал документы в академию художеств. Каким глупым и самоуверенным был я тогда. В академию меня не приняли. Я готов был голодать, лишь бы заниматься тем, что мне по душе. С помощью друзей недалеко от города я приобрел первое в своей жизни ателье и был принят в художественное объединение «Независимые». Отец остается отцом. Хоть он меня и бранил, все же от него я получил первый солидный заказ — изготовить витраж для здания кооперативного объединения в Винтерсвейке. С 1933 года я стал получать королевскую субсидию по пластическому искусству, однако в академию меня все еще не хотели принимать.

Сейчас, в Собиборе, понять это трудно, но тогда я из-за этого места себе не находил. В те годы был знаменит бельгийский импрессионист Исодоор Опсомер. Рассказывали, что он очень строг, но это меня не остановило: я отобрал несколько своих работ и поехал к нему. Он меня принял, и, должно быть, я ему понравился. По его совету я держал экзамены в художественный институт в Антверпене, где он был директором.

В институт я поступил без особого труда, и вскоре мне предоставили ателье.

Не успел я оглянуться, — продолжал ван Дам, — как годы учебы оказались позади. Сразу же после окончания института я отправился путешествовать по свету. Был в Италии, Франции, Испании, снова во Франции и всюду, изо дня в день, рисовал. Свои лучшие работы, как мне кажется, я написал в Пиренеях. Горы меня очаровали.

О картинах ван Дама, которые он в 1934 и 1937 годах выставил в салоне искусств в Амстердаме, много говорили и писали. В 1938 году состоялась его выставка в Хильверсуме. Он участвовал в конкурсе на приз «При де Ром» и в 1938 году за картину «Хагар и Исмоэл» удостоился серебряной медали. В 1939 году он с успехом участвовал в выставке «Искусство — сегодня» в Амстердамском музее.

Ван Дам любил путешествовать. Но с 1937 года его постоянным местом жительства снова стала Голландия. Сперва он поселился в Бергене, затем в Амстердаме. Теперь у него были и квартира и ателье.

— На всякий случай, — сказал ван Дам Береку, — запомни название улицы — Зомер Дейкстраат. Это, возможно, тебе когда-нибудь еще пригодится. Там я и познакомился с ювелиром Куриэлом, у которого ты сейчас работаешь.

В другой раз ван Дам рассказал, как он попал в руки к немцам.

— Что опасность войны в Европе становится все реальней — я понимал и, может быть, поэтому больше путешествовал, чем сидел дома. Хотелось успеть увидеть как можно больше. Но когда немцы напали на нас, 10 мая 1940 года, я оказался в Амстердаме. Четыре дня спустя Голландия капитулировала. Королева Вильгельмина, просидевшая к тому времени на троне целых пятьдесят лет, эмигрировала вместе с правительством в Англию. Свои картины я отвез к одному другу в Гаагу, а сам направился в Бларикум. Укрывался я в семье Схраверов, прошу тебя запомнить и этот адрес: Бослаан, 6. Будь добр, повтори: Бослаан, 6. Для меня это важно, так как и там я много рисовал. Может быть, сохранились некоторые мои работы.

Осенью 1942 года ван Дам вместе со своей родственницей Олисе де Йонг ван Дам и ее маленькой дочуркой Жаклин бежал во Францию.

— Как это нам удалось — долго рассказывать. Дней шесть-семь мы пробыли в Париже и поняли, что задерживаться там опасно. Мы попытались добраться до Швейцарии. В горах Юра во Франции нас задержал патруль «зеленой полиции». Я дал честное слово, что завтра явлюсь в ближайшую немецкую комендатуру, и нас отпустили. Как ни умоляла меня Олисе не показываться на глаза немцам, я ее не послушал. Ведь я дал слово! Так мы и расстались[19].

— Зачем вы это сделали? — с болью вскричал Берек. — Сами полезли в петлю!

Кругом стояла тишина. Только изредка в окне вспыхивал луч света. Это прожектор на сторожевой башне рыскал, упираясь лучом в ночное небо.

НЕ УСПЕЛИ

Долго сидеть в кресле в застывшей позе и неизменно сохранять на одутловатом лице благостное выражение Карл Френцель не мог или не хотел, да и кто ему здесь указ? Художник, который одной ногой уже на том свете? Ведь нужен не сам он — этот жалкий и ничтожный юде, а его мастерство, потому и остался он в живых, но только до тех пор, пока это ему, Карлу Френцелю, необходимо. Каждые десять — пятнадцать минут он вскакивал с места и начинал бегать по комнате, пока ван Дам не заявил, что после таких частых перерывов ему трудно сосредоточиться и продолжать работу, так как видит перед собой разные модели. Френцелю хочется размяться, это понятно, но почему он все время мечется по комнате, словно тигр в клетке?

Берек похолодел. Связаться с Френцелем — страшнее, чем с чертом. Френцелю же сравнение с тигром пришлось по душе. Вдруг он шутовски расшаркался перед ван Дамом, притопнул ногой и выразительным жестом пригласил его на танец. Художник не пошевельнулся. Обершарфюрер снисходительно улыбался.

— Вы вправе отказаться от моего приглашения, хотя его охотно принимали красивейшие женщины. Я хорошо танцую. Могу также декламировать, играть на сцене. Я неплохой актер. Люблю веселые и забавные театральные представления. Если в них много пения — тем лучше. Если бы не один еврей, я мог стать профессиональным актером. В свое время я был очень зол на него, но попадись он мне сейчас, даже пальцем бы его не тронул, а только на один день, нет, на неделю передал в команду Эриха Бауэра. Такую роль, кажется, и сам Шекспир не придумает. Да, так что вам еще нужно для работы?