Длинные тени - [51]

Как тогда, во дворе минского карцера, Печерский, прислонившись к стене, зажмурил глаза. Открыть их он не решался. Ему не верилось, что он уже не в плену и то, что им здесь рассказали, — не более чем легенда, вещий сон. Еле слышно он произнес:

— Помогите нам перебраться через Буг.

Хозяин избы поправил фитиль на каганце, завесил окно одеялом и не спеша ответил:

— Сам бог помогает вам, так можем ли мы отказать? — И распорядился, обратившись к своим детям: — Зося, собери на стол, а ты, Казимеж, готовься в дорогу.

В ночь на двадцатое октября беглецы уже ступили на белорусскую землю. На ней еще хозяйничали оккупанты, так что предстояло пробираться к партизанам. Борису Цибульскому не повезло. При переправе через Буг он тяжело простудился. Его лихорадило, и дальше идти сам он не мог. Из четырех вырубленных молодых дубков соорудили носилки. Как только дошли до села, уже в партизанской зоне, Бориса пришлось оставить.

А еще через два дня, неподалеку от Бреста, они встретили первых партизан…

Александр Печерский дождался дня, когда партизаны соединились с регулярными частями Красной Армии. Красную партизанскую ленту на фуражке он сменил на звездочку. В конце августа 1944 года Печерский был тяжело ранен. В госпитале, где он пролежал четыре месяца, в запасном полку, а затем в Ростове, после демобилизации, он пытался узнать о судьбе своих друзей — повстанцев из Собибора.

И узнал, что в тот же вечер, когда они совершили побег из лагеря, по железнодорожному телеграфу полетела тревожная депеша: «Немедленно выслать войска и нагнать беглецов». Молодая женщина, работавшая телеграфисткой на Хелмском вокзале, передала депешу немцам с опозданием на четыре часа…

16 октября 1943 года в Собибор прибыло специальное саперное подразделение. Динамитом взорвали почти все строения и сторожевые вышки, вырыли столбы с колючей проволокой, погрузили на платформы и увезли экскаваторы, которыми рыли траншеи для пепла сожженных, транспортеры, на которых еще лежали тела умерщвленных жертв, дизельные моторы, которые нагнетали удушливый газ.

Из Берлина поступил секретный приказ: повстанцев, всех до единого, уничтожить любой ценой. Немало беглецов было поймано. Но многим удалось найти дорогу к партизанам. Кое-кого, рискуя жизнью, укрыли у себя польские крестьяне.

Глава пятая НА СВОБОДЕ

ТАКОВ ПРИКАЗ КОМАНДИРА

Для Берека лес снова стал домом, а земля — постелью. Вместе с семью собиборовцами — земляками из Польши — он направился в сторону Хелма, но на второй же день при переходе шоссе группа наткнулась на немцев. Сперва раздался свисток укрывшегося в засаде гитлеровца, а потом началась стрельба. Двое из группы были убиты, остальные разбежались кто куда.

Они остались вдвоем — Берек и Томаш. Томаша Сашко назначил старшим в группе.

Томаш идет впереди. Он еле держится на ногах, кажется — вот-вот упадет. Даже стоя на месте, качается, как подрубленное дерево. Томаш говорит, что в армии он был младшим командиром. Судя по его возрасту, это было бог весть когда, а может, он только выглядит таким старым. Берек боится потерять его: у него ведь наган с тремя патронами, а под курткой самодельный нож, изготовленный в лагере накануне восстания.

Перед наступлением вечера Томаш и Берек со всеми предосторожностями вышли на опушку леса, поднялись на пригорок и осмотрели местность. Холодное солнце садилось, небо окрасилось в цвет спелой пшеницы. Далеко на горизонте, на малиновом фоне заката виднелся позолоченный крест костела. В вечернем сумраке они уселись под могучим дубом, покрытым большими, величиной с тарелку, лишайниками. Такие мертвые ржавые наросты появились на многих деревьях вокруг Собибора. Должно быть, из-за того удушливого дыма, что день и ночь стлался над округой.

Беглецы сидели и думали, куда идти дальше. Заходить в деревню рискованно: повсюду наверняка рыщут жандармы. Но голод пересилил страх, и они решили положиться на судьбу. Днем раньше, днем позже, но к людям выходить придется.

Когда совсем стемнело, они направились вниз, с пригорка. Накрапывал дождик, понемногу он усилился, и оба промокли до нитки. Одежда прилипла к телу, башмаки скользили, вода попадала за ворот. Впотьмах наткнулись на скирду сена, разглядели тропинку, ведущую на хутор. Посоветовавшись, решили, что в дом постучится только Берек, а там уж видно будет.

Дверь оказалась незапертой. Можно ли войти, Берек спросил, уже переступив порог. На низком стульчике между кадками с фикусами сидела женщина и чистила картошку. Из-под ножа змеилась тонкая длинная кожура, опускаясь в подставленную миску. Первым порывом Берека было схватить миску с шелухой и бежать. Однако он, как положено, произнес «Добжий ветшур!» и услышал то же в ответ. Казалось, его появление ничуть не удивило хозяйку.

— Можно у вас напиться? — попросил он.

Глазами она указала ему на скамью, где стояло ведро воды.

Он зачерпывал уже третью кружку, когда почувствовал на себе еще чей-то взгляд. Дверь, ведущая во вторую комнату, была застеклена, и двое ребятишек, должно быть стоя на цыпочках, уткнулись носами в стекло. Дети мгновенно исчезли, а из комнаты вышел мужчина с плечами грузчика, без фуражки, подпоясанный ремнем, в сапогах с высокими голенищами. Кожа на его лице казалась дряблой, как у человека, который редко бывает на свежем воздухе и недосыпает.