Длинные тени - [49]

Шрифт
Интервал

— Во второй лагерь вас поведет не Бжецкий, а Чепик.

— Это исключено! — воскликнул Чепик. — Без разрешения мне запрещено там появляться. Надо все отложить на завтра.

— Что? Вы отказываетесь выполнять приказ?

За Чепика ответил Цибульский:

— Саша, не беспокойся. Чепик пойдет, и все будет в порядке.

Первым, к четырем часам дня, в портняжную мастерскую должен был прибыть заместитель коменданта лагеря Нойман. Он прискакал верхом на двадцать минут раньше времени. Его встретили старший мастер Юзеф, «портные» Шубаев и Розенфельд. Юзеф попросил господина коменданта снять мундир. Нойман расстегнул и положил на стол ремень вместе с парабеллумом.

— Прошу! — Юзеф услужливо подал ему новенький мундир. — Будьте добры, повернитесь к свету.

В то же мгновение Розенфельд накрыл рукой оружие Ноймана, а Шубаев схватил прислоненный к ножке стола и прикрытый тряпкой топорик.

От рева Ноймана даже его конь во дворе рванулся с места. К счастью, одному из лагерников удалось схватить лошадь под уздцы и отвести ее в сторону. Труп Ноймана затолкали под нары, а следы крови на полу присыпали песком. Шубаев побежал оповестить об этом Печерского и передать ему первый трофей — парабеллум Ноймана.

В четыре часа пять минут за сапогами пришел хозяин «небесной дороги», начальник третьего лагеря Геттингер. С ним справился Аркадий Вайспапир.

В десять минут пятого порог портняжной мастерской переступил начальник охраны лагеря Грейшуц. Не успел он сделать и шага, как рухнул навзничь.

В это время во дворе показался эсэсовец Гаульштих. Направлялся он во второй лагерь, откуда Печерский и Лейтман не получили еще никаких сведений. Навстречу Гаульштиху выбежал Лейтман:

— Господин офицер! Нам приказано сегодня закончить нары, а точных указаний нет. Плотники простаивают. Вы не смогли бы зайти на минутку?

Лейтман уступил Гаульштиху дорогу и дал ему подойти вплотную к нарам. От первого же удара Гаульштих упал, раскинув руки.

В двадцать минут пятого из второго лагеря прибежал Цибульский:

— Сашко, со всеми четырьмя офицерами покончено. Оружие забрали. Телефонную связь и сигнализацию перерезал парижанин Иосиф Дунец[16]. Хозяева второго лагеря теперь Леон и Борух.

Во двор вошли несколько кровельщиков. У каждого в руках цинковая водосточная труба. В трубах лежало шесть немецких винтовок с патронами.

В полпятого из Северного лагеря вернулся Бжецкий. Он сообщил, что в гараже Генрих Энгель — слесарь из Лодзи — железным прутом уложил на месте унтершарфюрера Ганса Вольфа и завладел его автоматом.

Пора подавать сигнал к общему штурму. Но Печерский выжидает. Еще жив Френцель — начальник первого лагеря. А ведь все, казалось, было предусмотрено: с Френцелем договорились, что он зайдет в малую столярку, чтобы осмотреть новые шкафы. Почему же его нет? В живых еще остаются такие кровавые злодеи Собибора, как штабсфюрер Вернер Дюбуа и унтершарфюрер Франц Вольф.

Ждать, однако, больше нельзя. Пора подавать сигнал. Печерский приказывает Бжецкому построить всех узников в одну колонну.

Впереди стали советские военнопленные. Они должны напасть на оружейный склад. Леон Фельдгендлер привел из второго лагеря колонну почти в полтораста узниц. Поднялся шум. Люди начали о чем-то догадываться, и теперь каждый стремился оказаться поближе к воротам.

Тем временем к собравшимся неожиданно подошел начальник караула. Он никак не мог понять, почему сегодня на построении, как никогда, шумно, и стал направо и налево орудовать плетью. Но тут он вдруг заметил, что за ним неотступно следуют несколько лагерников.

— Капо, — подозвал он Бжецкого, — что здесь происходит? — и потянулся к кобуре.

В одно мгновение несколько топориков опустились на голову эсэсовца.

Удерживать людей больше нельзя было, и Печерский громко приказал:

— Всем к офицерскому дому! Рвите проволоку — и в лес!

Только теперь на сторожевых вышках заметили, что в лагере происходит что-то неладное.

Началась стрельба. Пинкевич, а вслед за ним многие узники бросились к центральным воротам. Стоявшего у ворот охранника поглотил водоворот неудержимо рвавшихся наружу людей. Но леса достигли не все — многие подорвались на минах.

Советские военнопленные во главе с Печерским бросились к оружейному складу, но шквал огня прижал их к земле. К складу бежали эсэсовцы.

Френцеля Печерский заметил, когда тот пытался ползком пробраться к дверям склада. Александр выстрелил, но попал ли?

— По одному в лес! — приказал Печерский.

Сам он с несколькими вооруженными людьми решил задержаться, чтобы помешать эсэсовцам преследовать беглецов.

— Товарищ командир! — обратился к нему Вайспапир. — Пора уходить.

«Товарищ командир» — от этих слов у Александра дрогнуло сердце. Впервые за последние два года к нему так обращаются. И хотя он еще в лагере смерти и даже тень его не легла за проволочное заграждение, отныне он больше не узник!

На лесной опушке Печерский на миг остановился, чтобы отдышаться. Сюда бегут еще люди. Все чаще слышен свист пуль. Вот кто-то рухнул наземь, кто-то наступил на мину. Как подкошенная упала женщина; до спасительной лесной опушки ей оставалось всего лишь несколько шагов.


С аппельплаца до слуха Куриэла и Берека донесся гул сотен голосов. Не спросив Куриэла, Берек выскочил из каморки. Он увидел эсэсовца, лежавшего, уткнувшись лицом вниз, недалеко от него — другого. Что происходит в лагере?!


Еще от автора Михаил Андреевич Лев
Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.