Длинные тени - [162]

Гросс, должно быть, решил, что еще не все сказал, и после недолгого молчания продолжил:

— Я не могу сказать, что жизнь моя не удалась. Достиг я немногого, но, — глаза его потеплели, — вырастил двух детей, сирот — мальчика и девочку. Я настоял, чтобы они уехали из Бразилии и поселились в моем родном городе. Теперь дети зовут меня к себе, а я пока все откладываю. Каждый раз находится причина. Теперь хотелось бы дождаться и узнать, чем кончится дело Вагнера. Мне кажется, что приговор ему уже вынесен и обжалованию не подлежит. Конечно, обидно, что судить его будут не те, кто по праву должен был это сделать, но это уже другое дело. Вагнер теперь опасен для своих же единомышленников. В Сан-Паулу ему приходилось встречаться с высокопоставленными нацистами, и они постараются поскорее убрать его с дороги. Этим и объясняется то, что за нами началась слежка. За мной — так как я в течение многих лет вхож в дом Терезы Штангль, за вами — потому что, кто знает, какой ключ вы подобрали к своему пациенту и какие секреты больной мог выдать своему доктору. Захотелось же Терезе убедиться в том, что Шлок покинул Бразилию, и она отдала соответствующие распоряжения своему человеку, так же и Зигфрид Якель или кто-то из его хозяев захотят узнать, улетел ли частный врач Густава Вагнера и куда именно. Если вы приобретете билет до Рима, то за те двенадцать часов, что вы будете находиться в авиалайнере, кто-то в Италии получит указание глаз не спускать с прибывшего из Рио Бернарда Шлезингера. Мужчина вы заметный, а все остальные данные агент получит дополнительно. Располагая большими капиталами, мафия СС проделывает все это без особого труда. Куда труднее будет мне дознаться, получил ли Якель доступ к новому доктору, которого Вагнеру рекомендовал Фушер, а знать это очень важно. На этот раз мне, очевидно, придется рассчитывать на Терезу. Она не может не понимать, что и Якель опасается Фушера, и все же…

Береку ясно: Гросс играет с огнем. Ему бы хоть на некоторое время оставить эту нелегкую и опасную работу и уехать куда-нибудь подальше. Но говорить с ним об этом бесполезно. И вряд ли кому-либо удастся этого добиться. Через каких-нибудь полгода Берек пожалеет, что не высказал своему другу вслух все то, о чем он теперь думает.

Гросс свернул чуть в сторону и подрулил к бензоколонке, стоявшей у дороги.

Бензобак заполнен доверху, но Леон почему-то не торопится отъезжать. Он поправляет и без того безупречно сидящий на нем дорожный костюм и не спеша направляется к лимузину, стоящему между двумя желтыми автобусами. Водитель, подперев голову рукой, растянулся на сиденье во всю длину, и из открытой дверцы автомобиля торчат его ноги. В такую рань, до того, как в этот бледно-серый рассвет ворвутся и засияют первые солнечные лучи, обычно сладко спится, тем более такому молодому, дюжему парню. Гросс глазами обращает внимание Берека на правый бок лимузина, где виднеется вмятина с облупившейся краской. Но этого все же недостаточно, чтобы доказать, что именно эта машина, а не другая несколько часов назад нанесла удар по их «фольксвагену».

Здесь, в чужой для него стране, Берек не берется быть советчиком, но проявлять поспешность, ему кажется, ни к чему. Он готов поклясться, что на заднем сиденье обогнавшего их лимузина сидел еще кто-то, как ему показалось — женщина. Где же она? Берек стал медленно оглядываться по сторонам и в телефонной будке увидел ту, кого искал. Она стояла к нему спиной. Зайдя со стороны, по короткой стрижке Берек узнал в ней молодую женщину, которая вчера дважды обогнала его на улице и оба раза задела рукой. Тогда он лишь недоуменно пожал плечами, а что делать теперь? Лучше всего было бы самому заговорить с ней о каком-нибудь пустяке, а может быть, без обиняков спросить, почему они их преследуют? Но эту мысль он решительно отверг. Да и как заговорить с ней, если португальского языка он не знает? Свободно владеет португальским Гросс, но он остается здесь жить, можно ли в таком случае вести себя опрометчиво? И если связаться с этой опасной бандой, надо сперва позвать полицейского, и тот, догадавшись, чей это лимузин, палец о палец не ударит, чтобы установить истину. Нет, нет, Гроссу сейчас встревать в это дело нельзя. Ничего хорошего это ему не сулит.

Женщина, должно быть, доложила что нужно, выслушала дальнейшие распоряжения и вышла из телефонной будки. Одета она была очень элегантно. Если чего не хватало в ее туалете, на взгляд Берека, так это шляпы с пером. Оказавшись с ним рядом, она повернула голову в его сторону, приложила ко рту ладонь и негромко, но внятно произнесла по-немецки:

— Эй ты, если ты дорожишь своей шкурой, сматывайся отсюда поскорей!

И неожиданно снова, как накануне, посмотрела на него озорными глазами и одарила простодушной улыбкой. После этого она села в лимузин. Заурчав, машина рванулась с места и направилась не в сторону Рио, а назад, в Бразилиа.

Гросс включил мотор, и они двинулись дальше.

До слуха доносится нарастающий шум огромного многомиллионного города. Это Рио-де-Жанейро, или, как его называют бразильцы, Сидаде Маравильоза, что означает «великолепный», «чудесный». Приходится сбавить скорость. Нескончаемым потоком движутся автомобили. Большинство из них — «фольксвагены», и держатся они главным образом края дороги. Их оттирают и обгоняют роскошные «мерседесы» и «мустанги». Гросс и Шлезингер, кажется, уже обо всем поговорили. Леон считает, что свою миссию Бернард выполнил более чем хорошо.