Длинные тени - [156]

Шлок переменился в лице и с отчаянием махнул рукой. Берек понял, что Шлок зажат в тиски, и на мгновение проникся чувством жалости к больному старику.

— Шлок, — сказал он, — мне пришлось разговаривать с вами как следователю, но виноваты в этом вы сами: своей неискренностью и увертливостью вы принудили меня так поступать. Вы мне дали понять, что готовы отказаться выполнить требование Фушера и избежать очной ставки с Вагнером. Завтра я, возможно, вам позвоню и скажу одно-единственное слово: «да» или «нет». Поминальную молитву по моему брату не заказывайте. И последнее: как вы обращались к Вагнеру, когда были друзьями?

— Густ.

У Шлока хватило ума убраться без лишних разговоров. Было слышно, как, тяжело шаркая, он идет по коридору и что-то бормочет, разговаривая сам с собою.

Глава восемнадцатая ФАШИЗМ — И ЕСТЬ ФАШИЗМ

КРОВЬЮ НЕ ТОРГУЮТ

Светает. Берек поднимается с постели, и ему кажется, что прошла не одна ночь, а целая вечность. От пережитого накануне напряжения звенит в ушах. Голова гудит, сердце бьется учащенно. Фейгеле на его месте развела бы руками и, будто прогоняя дурной сон, трижды сплюнув через левое плечо, воскликнула бы: «Тьфу, сгинь, наваждение!» Ему и самому нет-нет да и приходит мысль, не сон ли все это, был ли на самом деле разговор со Шлоком или ему только кажется? Пожалуй, надо немного проветриться. Берек выходит на балкон и вдыхает свежий воздух.

Ночью на город надвинулись черные тучи и заполонили его. Разразилась гроза. На рассвете тучи постепенно рассеялись. На востоке небо заалело. Вскоре под солнечными лучами все вокруг начало на глазах меняться, рядиться в яркие одежды. Заблестели листья на деревьях, засверкали дождевые капли на травах. От обилия света Берек зажмурился. С наслаждением вдыхает он благоухающую свежесть раннего утра.

Слов нет, жизнь хороша, и каждый прожитый день — что найденный клад. Но расслабляться не время. Борьба продолжается. Сегодня ему предстоит еще одна встреча с Терезой. Жаль, что он так и не успел увидеть многое из того, что привлекает людей со всего света к знаменитому городу Рио. Пора возвращаться домой. Кажется, все, что можно было, он сделал. Но, прежде чем пойти к Терезе, надо увидеть Гросса. Если Леон не будет настаивать, чтобы Шлок выступил в качестве свидетеля против Вагнера, Берек с этим капо ни о чем больше говорить не станет.

Леон Гросс… Не часто встретишь такого человека. Агие Вондел много рассказывал о нем. Береку Гросс особенно пришелся по душе силой воли, сдержанностью и, главным образом, твердым характером. С ним забываешь обо всех опасностях. Как это ему, бывшему узнику Бухенвальда, удалось войти в доверие к Терезе Штангль, стать близким другом дома, так что она прислушивается к его советам?

Тереза Штангль… Принято считать, что по внешнему виду нетрудно узнать, что человек собой представляет, но к Терезе это не относится. Ей не откажешь в умении вести себя соответственно обстоятельствам, в обходительности. Бросаются в глаза ее самоуверенность, стремление навязать свою волю, и не случайно Тереза стала женой Штангля, а теперь — любовницей Вагнера. Такие, как она, становились надзирательницами в лагерях и обычно отличались жестокостью.

Терезе казалось, что ее безмятежная жизнь будет длиться вечно. Но настала пора, когда нельзя было, как прежде, ходить по земле с гордо поднятой головой. Само по себе поражение третьего рейха ее тревожило меньше, чем собственный проигрыш. Но она все еще упорно не хочет примириться с мыслью, что прошлого не вернешь. К чему, скажем, она вдруг принялась разглагольствовать о своей любви к Вагнеру? Сильно встревожил ее Фушер. Она его боится и в то же время рассчитывает с его помощью спасти Вагнера.

Юджин Фушер… Этого американца Берек, собственно говоря, видел один-единственный раз, но раскусить его, кажется, нетрудно. Он часто отмалчивается, но вовсе не оттого, что не знает, как и что сказать. На людей привык смотреть сверху вниз. Всегда и всюду стремится быть хозяином положения. Но на первом плане у него собственная выгода. Если ему не удастся заработать на Вагнере, он найдет что-либо другое, на чем можно будет погреть руки.

Но хватит размышлять. День уже в разгаре. У озера, где он вчера сидел, ему предстоит встреча с Гроссом.

Берек идет по затененной стороне улицы. Глаза щурятся от обилия света. Жарко. Воротник рубашки расстегнут. Рукава засучены выше локтей. Галстук он никогда не любил носить. Сейчас бы он душил его, как удавка. По приезде он сразу же обзавелся легким головным убором с большим козырьком, теперь он защищает его от солнца. Глаза скрыты за темными очками.

Да, с Гроссом советоваться можно. Но если Берек мог бы в эту минуту поговорить со своим партизанским командиром, ставшим для него и другом и учителем, — со Станиславом Кневским! С ним бы он отвел душу и услышал бы от дяди Станислава: «Берек, дорогой, вот что я тебе скажу…» Если бы это было возможно… Но — увы! Представитель польской миссии по делам военных преступников Станислав Кневский рано ушел из жизни. Мать в таких случаях сетовала: «Плохие люди живут долго, а вот хорошие умирают рано».