Длинная Серебряная Ложка - [105]

— Семью? — взвизгнула девушка. — Семья, как же — ты бы видел со стороны, как твои приспешники тебя боятся. Они б давным-давно глотку тебе перегрызли, да дрожь в коленках мешает. А эта злючка, что за тобой как осел за морковкой таскается — ей ты тоже семью пообещал?! То, что у тебя с ней — это, по-твоему, семья? Да катитесь вы ко всем чертям со своим бессмертием, — она устало махнула рукой.

Вампир пожал плечами. Что ж, ее право. Бессмертие — не каша с комками, которую нужно скармливать кому-то по ложке. Не хочешь — не ешь. Дар слишком велик, чтобы делиться им с недостойными. Он приготовил для маленькой дикарки испытание, она с ним не справилась. Ей же хуже. Одним трупом больше, велика беда… Но почему? Внезапно на него накатила волна ярости, слепящей и ледяной, как метель. Почему, почему, почему?! За что ей цепляться? Всю ее жизнь составляли книксены с утра до вечера, изнуряющая работа да заискивание перед хозяевами. У нее ничего нет, ничего! Она кусок угля, который он предложил превратить в бриллиант. Отказаться после этого? Невозможно! Никто не откажется от вечной жизни! Но его собственные ворота с лязгом захлопнулись и в руках снова была пустота.

Взять эмоции под контроль было не так-то просто. Впившись когтями в плечи Эвике, которая тут же зажмурилась, он прокричал:

— Да подключи ты наконец мозги, или мужицкую смекалку, или что там есть у твоего сословия!! Ты смотришь в лицо смерти — и отказываешься от вечной жизни?! Любой на твоем месте захотел бы жить, любой!

— А тебе так хочется в это верить, да? — все еще жмурясь, прошептала девушка.

— Выбирай!

— Да уж точно не твое бессмертие.

— Не-бессмертие — какой очаровательный эвфемизм! Значит, смерть. Повторяй за мной — я выбираю смерть.

— Я выбираю смерть, — послушно произнесла Эвике. Глаза ее распахнулись, словно у самых ног вдруг разверзлась пропасть, из которой вырывались языки пламени. Похоже, она только сейчас осознала весь ужас своего положения. Она еще раз пошевелила губами, проговаривая слово "смерть," примеряя его на себя.

Изабель, наблюдавшая за этой сценой с видом театралки, снявшей на вечер лучшую ложу, потерла ручки. Уолтер дернулся, но не смог сдвинуться ни на дюйм.

— Только…

— Что?

— Ты можешь убить меня красиво? — попросила Эвике. — Чтобы мне показалось, будто я великосветская дама, которую целует в шею любовник, а не девка, которую затащили в кусты. Тогда мне не будет так паскудно. Сделаешь?

Вампир кивнул.

— Последнее желание женщины для меня закон.

— Еще я хочу, чтобы эта отвернулась.

— Виктор, я ей не подчиняюсь, — вскинулась Изабель.

— Зато мне подчинишься. Отвернись.

И она прошествовала к окну, походя пиная обломки мебели.

— А вот наш английский друг пусть посмотрит.

— Да, — согласилась Эвике, — пусть внимательно посмотрит.

— Ты готова, дорогая?

— Приди ко мне, Виктор.

Он ласково обвил ее плечи левой рукой, правой же погладил жертву по лбу, покрытому холодной испариной, провел пальцами по ее щеке, спускаясь все ниже и вместе с тем склоняя ее голову набок. Она застыла, опустив очи долу, прикрывая рукою грудь, как мраморная купальщица, да, как статуя в ледяных каплях росы. Даже лицо ее окаменело, сделалось мрачно-торжественным. Хорошо что она не улыбалась, потому что тогда на ее щеках появлялись ямочки. Их он заметил еще при первой встрече. И если закрыть глаза, чтобы не видеть ее вульгарных веснушек, и вслепую исследовать географию ее лица — покатые склоны скул, бархатистая кожа щек, те самые ямочки, в которых отдохнули бы его усталые пальцы — в памяти проступал другой образ. Нельзя этого допустить. Осторожно взяв ее за запястье, Виктор отвел в сторону ее руку и притянул девушку к себе. Шея ее вытянулась и напряглась, по кожей пульсировала кровь, отзываясь на каждое его прикосновение. Виктор поцеловал ее в лоб, как покойницу, но не удержался и скользнул губами по ее губам.

— Прощай, Эвике. Я буду скучать по тебе, — шепнул он, касаясь ее кожи кончиками клыков, но не решаясь ее пронзить.

— А я по тебе не буду! — вдруг прошипела девушка.

Изогнувшись, она вцепилась зубами в его шею.

* * *

Берта Штайнберг вскочила в постели, разбуженная страшным сном. Прикоснулась к шее и тут же облегченно вздохнула — какой только бред не примерещится! А тот факт, что она еще могла шевелить руками, означал, что девушка пока что у себя в каморке, а не в каком-нибудь подземелье, закованная в кандалы. С одной стороны, это обстоятельство ее приободрило, с другой же ожидание становилось поистине нестерпимым. Ведь не может же он не знать, где она находится? Знает, как пить дать. На это, собственно, Берта и рассчитывала. Виктору нет дела до ее семьи. Ну разве что отвесит отцу пару оплеух за то, что тот плохо следил за дочуркой, а потом направится прямиком к ней самой. От него нет спасения, потому что их связали узы древние, как сам мир, но это еще не означает, что Виктора нужно бояться. Такого удовольствия она ему не доставит. Страх для вампира — как щепотка корицы в глинтвейне, маленький штрих, который придает остроту ощущениям. Раз так, пусть давится ее пресной кровью… потому что он, конечно, убьет ее. Выпьет досуха, и она растворится в нем, как жемчужина в уксусе, сольется с его сознанием, перестанет существовать. Иногда она ловила себя на мысли, что почти ждет этого. Раз ее корабль никогда не приплывет в тихую гавань, так пусть разобьется на рифах, убаюканный песнями сирен, и исчезнет в толще вод. Остается лишь надеяться, что Виктор не будет излишне жесток в ее последние минуты. Хотя после ее поступка он волен обращаться с беглянкой как сочтет нужным.