Дивизия имени Дзержинского - [31]

В начале вечера 8 января 1920 г. мы совместно с ударной группой заняли окраины Нахичеваня. Мы с Игнатовичем так увлеклись преследованием в погоне за пластунцами, что оказались в центре площади Нахичеваня. Проходящая публика не обратила на нас никакого внимания, по-видимому, нас приняли за деникинцев. В Нахичевани все было спокойно, в магазинах производилась торговля, проходили трамваи с переполненными вагонами городской публикой. Газетчики, продавая газеты, кричали о разгроме Красной Армии в районе Донбасса. Мы остановили машину у трамвайной остановки, где стоял газетчик. Я моментально выскочил из кабины, подбежал к нему, вынул из кармана деникинскую двухсотрублевую бумажку и получил две пачки газет, примерно штук тридцать. Быстро Игнатович развернул машину, и мы покинули площадь города, помчались в расположение нашего отряда и конной группы. Сообщили, что видели в городе, и передали газеты в штаб 4-й кавдивизии, а часть газет оставили для отряда, передали командиру и военкому отряда т. Журавлеву.

В Нахичевани все было спокойно, граждане города не знали о том, что через час-полтора конница Красной Армии займет Нахичевань. Вечером, с заходом солнца, 8 января с боем при взаимодействии 4-й кавалерийской дивизии и автобронеотряда был занят город Нахичевань. Жители города не ожидали появления нашей конницы и автобронемашин. Их газеты давным-давно сообщили о том, что Красная Армия разбита в районе Донбасса, отброшена от Ростова и Нахичевани на 100 км. Появление на улицах города красной конницы и автобронеотряда было большой неожиданностью. Навстречу нам шла трудовая колонна в штатской одежде. В руках ломы, топоры, лопаты, кирки. Не обращая на нас внимания, они поравнялись с нашими красноармейцами. Кто-то из наших спросил: «Товарищи, далеко ли путь держите?» В колонне сразу получилось замешательство, кто-то из толпы крикнул звонким голосом: «Окопы копать, оборону ставить!» Но, видно, спохватились, с кем разговаривают, немедленно остановились, бросили свой инструмент, стали разбегаться в разные стороны. Кто-то из конников скомандовал: «Прошу, товарищи, не разбегаться, стрелять буду!» Всю группу направили в штаб дивизии для выяснения.

С вечера всю ночь до утра по Нахичевани курсировали наши машины и конные патрули. В разных направлениях слышалась незначительная ружейная стрельба, в домах была абсолютная темнота. Кроме военных патрулей, конармейцев, на улицах города никого не было. Пискунов, Богданов, Лылин во время дежурства и обхода занимаемого квартала заметили трех оседланных лошадей, привязанных к дереву. Прошли несколько шагов в сторону стоявших лошадей, как из-за угла на них набросились три офицера Дроздовского полка. Я заметил группу и говорю Игнатовичу: «Смотри, что за люди дерутся втроем?» Одни в шинелях, другие в кожанках, невдалеке три привязанные лошади. Рукопашная драка все усиливалась. Я говорю Игнатовичу: «Это наших бьет кто-то!» Подбежали и видим: у Богданова и Лылина лица в крови, у Пискунова воротник оторван. По-видимому, драка продолжалась недолго. Как видно, силы были равны. Все шестеро были изрядно «поцарапаны». Мы с Игнатовичем подбежали с наганами в руках. Но ни в одном из них не было патронов. Пришлось угостить несколькими ударами нагана по головам офицеров Дроздовского полка. Стоявших на привязи оседланных лошадей забрали и передали в штаб дивизии, а карабины взяли для себя. Дроздовцы притворились мертвыми, но мы этому не поверили. Богданов, Лылин из их же карабинов пристрелили их. При занятии Нахичевани в отряде было ранено три товарища, а Пискунов, Лылин и Богданов были спасены.

По указанию командира отряда наша машина вышла на окраину города, граничившую с дорогой, идущей из Ростова в Нахичевань. Было известно, что из Ростова вышли 17 санитарных машин в Нахичеванский госпиталь за ранеными офицерами. Вскоре появилась колонна санитарных машин, которые медленно двигались с закрытыми глушителями и потушенными фарами. Все санитарные машины мы пропустили и немедленно поверх машин открыли пулеметный огонь. Санитарные машины остановились. Так были взяты 17 машин и доставлены вместе с водителями и санитарами в штаб дивизии. Примерно около пяти часов утра в Нахичевани и Ростове был погашен электросвет. Вся кавдивизия и наш отряд должны оставить город. Мы с Игнатовичем выезжали последними, а машина Архипова почему-то далеко отстала, забуксовала, замерзла бензиновая трубка. Я механика Буша спросил, что случилось с машиной Архипова. «Он никак не может завести, а пулеметчики Новиков и Надь не могут открыть крышку пулемета и вынуть из приемника перекосившуюся ленту». – «Волков, – сказал командир отряда, который знал меня как отлично знающего пулеметчика, – поди выясни, в чем дело там с пулеметами». Я быстро вскочил в кузов машины и подъехал к остановившейся машине и устранил неисправности в пулеметах. Автомеханик Буш и Архипов все возились с мотором, тот никак не заводился заводной ручкой, т. к. в машине сгорел стартер. Как только завели машину и заработал мотор, Архипов и я быстро сели в кабину, Буш и два пулеметчика вскочили в кузов, и мы быстро поехали догонять уехавший из города отряд и конармейцев. Архипов очень нервничал, т. к. мотор работал с перебоями. Архипов вел машину в направлении армянского собора, с колокольни которого я заметил странное моргание – то белый, то синий. Я показываю Архипову на моргающие огоньки: «Смотри: подают сигналы, наверно, ловят нашу машину. Мы попали в деникинскую засаду». Свернули влево за угол дома, завернуть не успели, наблюдаю за миганием огней. Белый, синий, вдруг показался красный продолжительный. Архипов не успел повернуть машину, как вновь заморгал учащенно красный огонек, и моментально по нашей машине застрочил пулемет. Противник усиленно продолжал обстреливать остановившуюся нашу машину, которая попала под усиленный обстрел деникинских пулеметов. Машина не прошла и пяти метров, как заглох мотор. В кузове застонали Буш, Надь. Я вскочил в кузов, схватился за ручки, нажимая кнопку пулемета, но пулемет не стрелял. Пулеметы не работали. Буш и Надь лежали и сильно стонали. Я не успел выпрыгнуть из кузова, как почувствовал боль в ноге. Возле машины, кроме меня, никого не оказалось. Автомеханик Буш и пулеметчик Надь остались в кузове машины. Я не успел отбежать и десяти шагов, как меня настигла пулеметная очередь. Я упал на мостовую. Пулеметная стрельба продолжалась. Дальше я не смог двигаться, истекая кровью. Очнувшись, стал чувствовать сильную боль и холод, хотел повернуться, но не смог, шинель и брюки примерзли к мостовой. Было очень холодно, я весь был запорошен снегом. Чувствую, что весь закоченел, на лицо откуда-то дул теплый пар. Я протянул руку, почувствовал тепло, оказывается, я лежу недалеко от водосточной решетки. Старался подползти поближе, но не смог. Вдали была чуть слышна орудийная пулеметная стрельба. Я стал вспоминать, почему оказался на мостовой. Кто-то тихо стонал: это Буш и Надь. Чувствую сильную боль и холод в груди. Лежа на животе, из шинели вынул наган и маузер, переложил их в карман, а билет и воинское удостоверение разорвал на мелкие кусочки и опустил в водосточный колодец. Вскоре прекратилась пулеметная стрельба, но увеличился гул приближающейся автомашины. Вначале я обрадовался и с болью приподнял голову, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда слышался шум, и увидел, что медленно продвигается броневик с опознавательными знаками – треугольник и череп со скрещенными костями. Он подошел, остановился возле машины, в которой лежали раненые Буш и Надь. Послышались глухие удары. Стоны прекратились. Деникинские варвары подошли ко мне. Один из солдат ногами встал на мою спину, а второй шарил по карманам окровавленной шинели и засаленных брюк. Из карманов взяли наган и маузер. Оба они были без патронов. Я набрался терпения, сил, затаив дыхание, сделался мертвым. Слышу, они между собой открыли спор из-за маузера, не поделили, тем самым отвлеклись от меня и больше не тормошили мои карманы. Чувствую движение бронемашины, которая движется на меня. Мысленно подумал: сейчас раздавит меня, вот и конец моей жизни. Но колесо соскользнуло с обледеневшего бугорка, прошло, минуя мое тело. Благодаря обледеневшему бугру машина не задела плеча.